Марсианин - стр. 19
– Борис Ефимыч, я видел, у вас гитара есть. Давайте Леночке дадим, а она нам споет, – подал голос Николай.
– О! Она умеет еще и петь, и играть на гитаре? – поразился Каменский. – Ах, ну да, вы же туристы. Среди вас многие с гитарой управляются. Сейчас принесу.
В его глазах блеснул интерес.
Группа заворочалась, предвкушая удовольствие, а Леночка зарделась от смущения.
Через минуту вошел хозяин, аккуратно неся гитару. Сразу было видно, что гитара откровенно не массового производства. Это был именно Инструмент.
– Пожалуйста! – подал он ее Лене с полупоклоном.
– Ну что вы! – начала было ломаться та, но Эля ее подбодрила:
– Лен, давай! Я подпою, уважим хозяина.
– На пару они поют – это ва-аще! – восторженно прошептал на ухо Борису Ефимовичу Николай.
Лена, взяв несколько аккордов, смущенно попросила разрешения «чуть-чуть перестроить».
– Конечно, конечно! Перенастраивайте, – подхватился Каменский. – Ведь я же ее под себя настраивал, а вам, конечно, другое нужно.
– Что будем петь? – спросила Лена у Эли, когда инструмент был настроен.
– Что-нибудь из своего, – подал голос Михаил и лукаво указал взглядом на сидевшего к нему спиной Владимира.
Лена еле заметно кивнула и посерьезнела. Пошептавшись с Элей и придя к какому-то соглашению, она тронула струны.
От Юли перемигивание Михаила с Леной не укрылось. Она подобралась, как кошка при виде ничего не подозревающей мышки. На ее лице появилась хищная улыбка. Она приготовилась не только слушать, но и наблюдать.
– Ой, подождите! – спохватился Борис Ефимович. – Вы не будете возражать, если я вас запишу?
Получив согласие, он пододвинул микрофоны, ранее стоявшие в углу комнаты, к Лене и, включив аппаратуру, стоявшую там же, в углу, уселся на свое место.
На несколько секунд повисло молчание, среди которого раздался шепот шутника Николая:
– Слушайте, слушайте! Это звучит ветер звездных странствий!
Лена перебрала струны, взглянула на Элю и, получив от нее кивок, начала петь. Со второй строфы песню подхватила Эля.
Пели они долго и самозабвенно. О просторах Земли, о Великой Стране, о людях, поднявшихся к звездам и покоряющих просторы космоса.
Борис Ефимович, явно ожидавший, что будут петь о походах, снегах и палатках, был приятно удивлен. И это удивление все росло по мере того, как он вслушивался в песни. Пели романтики. Но не романтики приземленные, зарывшиеся в быте и смакующие его мелочи, не романтики бродяжничества по лесам и прочим просторам.
Перед ним были Романтики Великого Похода Человечества. Похода В Светлое Будущее. Похода К Звездам. Именно так и только так – все с большой буквы.
Даже если они пели о людях и их чувствах, то это были не знакомые и приевшиеся Борису Ефимовичу попсовые штампы, так сильно загадившие ныне даже хорошо знакомый ему сегмент самодеятельной песни – КСП. С одной стороны, песни были лишены вычурности агитпропа прошлого и, тем более, настоящего. Они были просты и жизненны.
С другой стороны, вдумавшись, вчувствовавшись в образы людей, в этих песнях воспеваемых, каждого из них нельзя было назвать иначе, как с большой буквы – Человек.
Особенно ему понравилась совершенно космическая баллада о человеке, затерянном среди звезд, тоскующем по Земле, и, несмотря ни на что, вернувшемся. И сдержавшем слово, данное всем: