Марлен Дитрих - стр. 47
Я в ярости схватила конверт и бросилась вон, но, оказавшись на бульваре, чуть не расплакалась. Меня уволили за ноги, а я всего лишь пыталась получить хоть какое-то облегчение, чтобы не сопреть заживо в этой адской оркестровой яме. Теперь я была безработной. Стоило подумать о том, что скажет мать, каким триумфом наполнится ее голос, когда она заявит, что мне следовало держаться за место в доме у профессора и уроки скрипки, пока не представится подходящая возможность…
Я кинулась в ближайшее кафе. Никогда ничего себе не покупала, так хотя бы порадую себя приличной едой за самостоятельно заработанные деньги, прежде чем отдам все, что останется, фрау Дракон.
Был ранний вечер, когда на улицы вываливали все, у кого имелись свободные средства, с целью их потратить. Заказав самое дешевое блюдо из меню с фиксированными ценами, я, неловко раскачивая футляром со скрипкой в одной руке и кружкой пива – в другой (да, я буду пить, и пусть мать учует запах), оглядела забитый народом зал в поисках свободного места и увидела одно в углу. Там за столиком сидела темноволосая женщина и что-то писала в блокноте, возле которого стояли чашка с кофе и переполненная окурками пепельница.
– Простите, фрау, здесь не занято? – спросила я.
Незнакомка подняла взгляд. Едва ли она была фрау. По крайней мере на вид эта женщина казалась немногим старше меня – с глубокими карими глазами и усталым ртом. Пальцы испачканы чернилами.
– Нет, – она убрала со свободного стула гобеленовую сумку, – присоединяйтесь.
Я не намеревалась присоединиться к ней. Мне просто было нужно место, чтобы поесть. Но как только я села напротив и улыбнулась, незнакомка протянула вперед замаранную чернилами руку:
– Герда Хюбер.
– Марлен. Марлен Дитрих.
После секундного колебания я пожала ее ладонь. Она была сухая, но мне понравилась крепкая хватка. Прежде я видела только мужчин, в качестве приветствия пожимающих друг другу руки. Разглядывая свою новую знакомую, я отметила, что она носит английскую блузку с замысловато повязанным черным галстуком. Она не была дурнушкой, но, казалось, хотела ею быть: стянутые в тугой узел волосы и в целом какой-то бесцветный облик делали ее неприметной.
– Выглядите утомленной, – сказала Герда. – Паршивый денек?
– Наихудший. – И тут я проболталась: – Меня выгнали с работы.
Моя собеседница поморщилась:
– С такой экономикой женщине вообще нелегко найти работу.
– Вот из-за чего меня уволили… – Я замолчала, пережидая, пока официант поставит принесенную мне кислую капусту с зажаренной сосиской, после чего указала рукой вниз. Герда опустила взгляд, и я приподняла юбку. – Из-за того, что я женщина. Я играла на скрипке в оркестре для «УФА». Мои коллеги пожаловались на меня. Вы можете в такое поверить? – Я сама не понимала, почему выбалтываю ей все это. Мне нужно было с кем-нибудь поделиться, и я не рассчитывала, что увижусь со своей слушательницей вновь. – Они заявили, что я выставляю напоказ ноги, чтобы отвлечь музыкантов. – Я отхлебнула пива. – Да они вообще хоть что-нибудь соображают? В этой яме все равно что в печке, и управляющий требовал, чтобы я всегда носила чулки, невзирая на то, сколько они теперь стоят.
– Но сейчас на вас нет чулок, – заметила Герда.
Я осеклась:
– Да, конечно. На них пошла стрелка, и я их сняла.