Марионетки на ладони - стр. 19
Лучше, мамаша, за деткой гляди,
Долли стоит у неё на пути!
– Более важные?
– Конечно. Вы слышали о том, что сейчас происходит в Европе? Его Величество король очень обеспокоен…
Детям от смерти спасения нет:
Чёрная Долли их съест на обед!
– Чёрная Долли поймает ребят, жалобно косточки их захрустят! – подхватила Жанна страшненькую песенку.
– Ой, не надо это петь, пожалуйста, – поморщился Жан, – у этой песни с каждым днём становится всё больше куплетов. Вот и Люси она совсем не нравится…
– Люси? Какой Люси? – удивилась Жанна.
Жан вздохнул и показал глазами на ногу.
– Надо её назвать как-нибудь. Почему не Люси?
– Ты точно рехнулся! – после минутной паузы постановила Жанна.
Больше они к этой теме не возвращались.
Глава 5
Синь
Нанятый нами ещё на вокзале экипаж остановился у ворот мрачного, облупленного трёхэтажного здания. Над покосившимися воротами висела воодушевляющая надпись:
Образцовый отель «Верёвочка»
– Добро пожаловать в отель «Верёвочка, Мыльце и Табуреточка!» – расхохоталась Козетта.
Похоже, непрезентабельный вид нашего нового обиталища её нисколько не смутил. Моя подруга выпорхнула из кареты, точно бабочка слетела с цветка, и бойко застучала каблучками по мостовой. Я вылезла следом, увы, далеко не так изящно, и тут же промочила ноги, так как ступила прямо в лужу.
Слегка приподняв подол, так что показались безупречно стройные щиколотки в белых чулках, Козетта перескочила через месиво грязи у порога и воспользовалась дверным молотком. Ждать нам пришлось долго. Наконец, несколько минут спустя пожилой швейцар в засаленном фраке соблаговолил впустить нас на территорию отеля.
Дом был окружён чем-то, что с большой натяжкой можно было бы назвать садиком. Чахлые пучки прошлогодней травы, склизкие от растаявшего снега, неровными кучами лежали на земле, окружённые высохшим кустарником. Круглые клумбы были украшены обломками морских ракушек, успевших посереть и порыжеть от времени.
Я поёжилась и крепче обхватила свой саквояж. Как это место было непохоже на те крошечные уютные гостиницы, в которых мы останавливались, когда гостили во Франции! Неужели в Злондоне все отели выглядят подобным образом?
Но внутри здание оказалось ещё хуже, чем снаружи. Я не знала, на что первое обращать внимание: на куски штукатурки, валяющиеся прямо на полу, на шторы с подпалинами или на отвалившееся от лестницы перило. Ничуть не смущаясь убогой обстановки, швейцар заковылял по скрипучей лестнице наверх. Он и не подумал взять наши саквояжи или позвать мальчика-слугу, чтобы тот помог нам.
Наш с Козеттой номер представлял собой маленькую комнату, в которую влезал только старый рассохшийся шкаф и две кровати. Окно было так густо засижено мухами, что сквозь него едва проникал бледный солнечный свет. Я подозрительно принюхалась: воздух в комнате был тоже какой-то нездоровый.
– Н-да, – сказала Козетта, когда швейцар, скрипнув поясницей, поклонился и исчез, – вот это настоящая образцовая дыра!
– Пойдём отсюда, – попросила я.
– Уйдём обязательно, – заверила меня Козетта, присев на кровать, – только дождёмся заказчика. Не зря же мы с тобой тащились в такую даль! Чую, нам предстоит что-то интересное.
Я вздохнула. Пытаться переубедить Козетту, когда она чем-то увлечена, – пустое занятие.
Наверное, не стоит объяснять, чем мы занимались во Франции. Козетта была убийцей. Не случайной, а вполне себе закоренелой преступницей, которая умела метко стрелять и не испытывала ни малейшей жалости к своим жертвам. Впрочем, к её жертвам мало кто испытывал жалость: это были на редкость отвратительные люди. Козетта соблюдала своеобразный кодекс чести, избавляясь только от тех людей, которых лично она считала негодными для существования. От её красивой, но не знающей промаха руки гибли преступники, на которых суд отчаялся найти управу. Козетта расправлялась с ними легко и изящно, будто это были не живые люди, а пряничные человечки. Она была очень красивой, умной и смелой девушкой. И я гордилась тем, что она считает меня своей подругой.