Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая - стр. 2
Выйдя во двор, хочется глубоко вздохнуть, постаравшись тут же забыть мрачный простенок с чугунной траурной розой. А дальше путь на старое местное кладбище, откуда как на ладони вид на Елабугу.
Её могила с самого края. Когда-то всеми забытая и потерянная, теперь ухоженная, с гранитным надгробием. Удобная скамеечка, сосны и, конечно, рябина. Это место в бытность свою здесь утвердила Маринина сестра, Анастасия Ивановна. Всё остальное, сказала она, одни лишь разговоры. Только, шепчутся люди, могила не здесь. Где-то рядом, вне могильной ограды.
Вот и всё. До свидания, Елабуга. Город Шишкина, Дуровой и поэтессы Цветаевой. Когда-то Джон Рид написал свои «Десять дней, которые потрясли мир». Сказать, что десять дней, которые Марина Цветаева провела в этом городке, сделали его знаменитым, было бы неправильно. Вернее было бы сказать, Елабуга – город, ставший последней цветаевской обителью.
Хорошо, что в том доме не оказалось никакого гвоздя; хорошо, что могила Цветаевой сегодня с такой любовью обихожена. А что, если бы вдруг потеряли навечно, как могилу Моцарта?! Не потеряли бы! Потому что любим. Стихи, песни на эти самые стихи, да и всё, связанное с Мариной Ивановной. Выходит, для нас она никогда и не умирала. По крайней мере, так хочется думать.
Однажды она написала: «Журавль и синица. Нет, ложь, ложь и глупость: что делать с синицей и вообще – с птицей в руках? Есть вещи, которые нехороши в руках, хороши – в воздухе. Журавль, например…»
Прости нас, Марина…
…Никто, зажегши свечу, не покрывает её сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет. Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы.
Лк 8:16-17
Глава I
…Крепко тесное объятье.Время – кожа, а не платье.Глубока его печать.Словно с пальцев отпечатки,С нас – черты его и складки,Приглядевшись, можно взять.А. Кушнер
Да, я, пожалуй, странный человек,Другим – на диво!Быть, несмотря на наш двадцатый век,Такой счастливой!..Марина Цветаева
…Давно замечено: чем щедрее судьба в начале жизненного пути, тем скуднее далее. И даже тот, кто ощутил эту щедрость хотя бы вскользь, позже будет расплачиваться сполна! А уж если привалит «всё и сразу», пиши пропало. Марине Ивановне выпало последнее. Только ещё хуже – она родилась поэтессой.
Если вы неисправимый прагматик, не готовый поверить в существование таинственного Зазеркалья, уверяю: есть повод усомниться. Загадка всегда в одном – увидеть вход в загадочный мир и обнаружить ту завесу, отделяющую явь от желанных видений. А всё тайное, как известно, рядом, почти на виду. Но то Зазеркалье, о котором мне хотелось бы рассказать, ещё ближе, чем может показаться: в Москве, в Борисоглебском переулке.
Детство и юность Марины Цветаевой прошли в тихом Трёхпрудном переулке, по соседству с многолюдным Арбатом[1]. Там-то, в Трёхпрудном, появились и её первые стихи – подростковые, как их называла сама Марина, или «первоцвет». У этого ребёнка с раннего детства проявился дар загонять непослушные слова в правильные рифмы. Хотя, по правде, для Марины не существовало «непослушных» словец – каждое находило подобающее ему место в сложной цепочке журчащей рифмы. А жизнь вблизи волшебного Арбата, нарядной Пречистенки и вельможной Никитской, дышавшая особым, старинно-московским духом, придавала стихам юной поэтессы зрелый шарм и законченность: