Мари в вышине - стр. 10
Так что о ванне с пузырьками не стоит и мечтать. Те крохи, что мне удалось отложить, пойдут на замену трактора, который заводится через раз. Антуан больше ничего не может для него сделать. Так что в скором времени – прости-прощай, мой старенький «Дейц» без кожуха. Антуан расчленит его, как лабораторную мышь, чтобы отобрать несколько запчастей и избавить нас таким образом от дополнительных трат – бессовестный владелец гаража за один день работы выставляет мне счет как за две дойные коровы.
Новый трактор мне нужен еще до наступления зимы, иначе я не смогу расчистить от снега коммунальные дороги и контракт с мэрией уплывет у меня из-под носа. Мой кусочек масла на хлеб, а иногда и просто хлеб – год на год не приходится.
Даже самый простенький трактор стоит целое состояние. И однако здесь, в горах, стремятся приобрести нечто практичное, солидное, удобное. Не просто для понтов, как парни из долины. Можно подумать, для них трактор – главное в жизни. Они обхаживают его усерднее, чем собственную жену, если только им удалось ею обзавестись. Антуан говорит, что у крестьян размер трактора обратно пропорционален размеру пениса. Большой трактор – маленький член. Чтобы чувствовать себя во всеоружии. Надо же. Под одеялом это ничего не меняет, зато спасает репутацию и придает тебе вес. Эти типы могут гарцевать в полях, гордые, как павлины, с лишними лошадиными силами вместо перьев.
У Антуана трактор совсем маленький.
Значит, на его теорию можно положиться.
И тут я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, каким трактором обзавелся бы лейтенант, будь он крестьянином. Может, в жандармерии то же самое с оружием. Большой калибр – маленькая пиписька.
Притормози, подруга, слышишь?! Тебя вроде заинтересовала его пещера наверху, а не его горный удав, обретающийся куда ниже.
– У вас есть какая-нибудь вычислительная техника, телевизор? – продолжает он.
– Нет, только ноутбук.
– Но вы сами…
– Меня трудно продать из-под полы. Моя рыночная стоимость невелика.
– Я говорил о вашей…
– Да хватит вам беспокоиться о моей безопасности. Вы повсюду видите зло. Здесь не город.
Тут он мне вываливает целый ворох статистических данных о сельской преступности, о серьезных правонарушениях, совершенных на уединенных фермах. Кошмарные вещи, должна признать. Я не мешаю ему говорить, кажется, его это действительно тревожит. Мне-то плевать, я не боюсь. Я знаю, что против судьбы не попрешь. И потом, я сумею за себя постоять.
Пока он расписывает мне всякие ужасы, я размышляю о яблочном пироге. Если уж я забрала что-то в голову, не люблю менять планы. А потому предлагаю продолжить разговор в доме. Пусть почистит яблоки, пока я приготовлю тесто. Только старики не могут делать два дела одновременно. Когда я прогуливала бабулю по дороге, она всякий раз останавливалась, если хотела мне что-то сказать. А я не понимала. Пока не прочла однажды в научном журнале, что это связано с возрастом и с умственной деградацией. Они могут упасть, если будут разговаривать на ходу.
С ножом в руке он спрашивает меня, где живет моя семья? Я рассказываю о матери, которая произвела меня на свет, позабыв полюбить, и предпочла собрать чемоданы, лишь бы не заниматься стиркой, а потому отбыла не знаю куда, не знаю с кем. Мне было шесть месяцев. Или около того. Никто мне так и не рассказал подробности.