Маргелов - стр. 10
Народ выслушал царский манифест и вздохнул единым вздохом:
– Война…
Тут же отслужили молебен.
А уже на следующий день заиграли в Костюковичах гармошки, захлопали двери кабака, запели то заунывные, то бодрые песни в местной пивной старые солдаты-инвалиды, ветераны Русско-японской войны. Девки во дворах пели озорные частушки, а бабы выли и бились оземь. Так что и не понять, то ли великая радость пришла на Русскую землю, то ли великое горе.
Филиппа Ивановича, как и всех годных мужиков первой категории, приписанных к призывным участкам Климовичской волости Могилевской губернии, под «красну шапку» определили сразу, в первые же дни. На хмельных проводах родня наставляла: «Помни, Филюшка, у нас, у Маркеловых, все мужики служили! И служили так: либо грудь в крестах, либо голова в кустах!»
Голову свою на фронте Филипп Иванович сберег. Понапрасну ее германской пуле не подставлял, всё же дома четверо по лавкам и жена. Кто без него их кормить будет? А кресты при его храбрости, которую в минуты боя сдержать было невозможно, при огромной физической силе и умении держать в руках винтовку, – его кресты, казалось, сами пришли к нему. К осени 1917 года на гимнастерке Филиппа Ивановича позвякивали боевым серебром два солдатских Георгия. Был представлен и к третьему, но представление к Георгиевскому кресту 1-й степени начальство затерло после одного случая. Полк тогда готовился к очередной атаке. Две закончились ничем. Предполье перед траншеей было усеяно серыми бугорками убитых. Немецкие пулеметчики на той стороне, за колючей проволокой в три кола уже изготовились, зарядив свежие ленты, чтобы точно таким же манером положить перед проволокой и третью лаву русских. И вот по траншее пошел полковой командир со свитой штабных офицеров. Подошел к рослому солдату, который прилаживал к винтовке штык, и спросил его:
– Ну что, голубчик, на этот-то раз добежите до германца? Посадите его на штык?
Солдат взглянул на полковника тяжелым взглядом. Вытягиваться перед ним не стал. Достал портсигар и сказал угрюмо:
– До немца, ваше высокоблагородие, господин полковник, мы и на этот раз не добежим, а вот того, кто разрабатывал эту операцию, на штык посадить бы надобно. Либо впереди нашей цепи пустить.
– А может, ты, солдат, и полком сможешь командовать?
– Нет, ваше высокоблагородие, господин полковник, не смогу. Над нами и полком вы царем поставлены и командованием. Вы образование имеете, штаб, офицеров. Вот и решите со своим штабом, как нам этого немца взять без лобовых атак, да чтобы православной кровушкой ковыль не удобрять понапрасну. А мое дело – солдатское. – И Филипп Иванович погладил широкой ладонью штык.
Третью атаку отменили. Но и представление к награде отозвали.
Однако авторитета георгиевскому кавалеру та стычка в траншее заметно прибавила. Товарищи стали больше уважать его, избрали в полковой комитет.
Неизвестно, какой дорогой вернулся Филипп Иванович в родные Костюковичи. То ли полк расформировали и нежелающих служить распустили по домам. То ли он дезертировал, что было тогда не редкостью и в обществе не порицалось. Известно лишь, что вскоре он был снова призван, воевал в Красной армии и вернулся домой, к семье и детям, лишь в 1920 году.
Дома, в Костюковичах снова занялся хозяйством. Дел за время отсутствия хозяина в доме накопилось много. Дети взрослели. Их надо было не только кормить, но и учить. В 1921 году второй его сын, Василий, окончил школу.