Манюшка - стр. 14
Яким – мстительный беспринципный человек, если считал, что гордость задета, мог наказать жестко. За слова даже цеплялся. Надо было знать, что сказать и когда. Поговаривали, что двое обидчиков пропали без вести. Года три, может четыре прошло, быльем поросло, а слухи остались.
Прибывшие на постой дружки, волей судьбы, оставшиеся без крыши над головой, приживались по деревенским вдовам или одиноким женщинам. Обзаводились хозяйством, но и про промыслы не забывали: «горбатых могила правит», наведывались по соседним селам. Собирались гурьбой по три-четыре человека, обозы грабили: зерно, муку, продовольствие, тряпки всякие, когда повезет и деньжат прихватывали. Брали все, что под руку попадет. После вылазок кутежи устраивали, у небезызвестной Зойки, которая с любым ласкова была, лишь бы барышом делились.
Некоторые вновь уходили по этапу, кто-то налетал на случайный нож в пьяной драке, кто-то двигался до родимых мест, поэтому в деревне часто появлялись новые лица. На постоянное проживание оставалось немного, лишь те, коим идти совершенно некуда. Зато они были в полном распоряжении Якима, которого почитали старшим. Из них-то и сколотилась банда отъявленных бандитов, за копейку душу продавших.
Главарь в свою очередь пользовался превосходством и с удовольствием пожинал плоды трудов. В благодарность за приют всякий раз после удачной вылазки добрую долю получал. Сам же никого не грабил, масть не та, а жил, как сыр в масле катался. Дом самый лучший в деревне: высокий, с крашеной верандой, на две половины – зимнюю и летнюю. В обустройство шла основная часть барыша. Награбленное хранил впрок. В сундуках скопилось всякого добра: отрезы ткани, посуда, главная ценность тех лет – медные иконы, церковные рукописные книги, несколько подсвечников барского вида и прочие вещи. Ходили слухи, что при строительстве дома, в кирпичную стойку кринку с царскими червонцами замуровал про запас, на черный день. Только у него водились редкие по тем временам никелированные самовары, фарфоровая расписная посуда. Достаток виден во всем, не то, что у остальных, перебивающихся с хлеба на воду. У него и мясо, и сахар – не только по праздникам. До последней нитки долго доживать, закрома ломятся. На задворках амбар с зерном, погреб с солониной.
Так, что Павел с Иваном, без нужды будущую семью обеспечить могли. То и прельщало деревенских девиц на выданье, из кожи вон лезли, чтоб понравиться.
В тот день Наталья с утра «песню» завела:
– Манюш, пойдем на вечерки. Весело будет!
Та в ответ согласно кивнула. Раз зовут – надо идти!
Тетушка Катерина обрадовалась:
– Поди, родная, развейся. В пору женихов высматривать. Нечего возле старухи сидеть!
Припозднились девчонки, пришли, а там полная изба народу. Пока в дверях встали, чтоб приглядеться. Сидят молодицы на лавках, песню слушают. Одна с громким сильным голосом поет, что бросил милый друг, другую полюбил. Да так проникновенно и чутко, что мурашки по спине бегут.
Где девичий мой смех серебристый,
Где беспечная резвость моя?
Все ему одному безраздельно
Отдала, безрассудная, я.
Я готова забыть свое горе
И простить ему все его зло,
Не корите ж меня, не браните,
Мне и так тяжело, тяжело…
Слова искренние Манюшке прямо в уши попали, до слез прошибли. Иззавидовалась. Вздыхает, горемычная, думает: «Вот, кабы у меня голос был, интересно, смогла бы так спеть?»