Маньяк районного масштаба - стр. 2

– Не оборачиваться! Федор Несторович, у вас убедительнее выходит…

– Ещё раз повэрнэшь голову, гад, – отак, с повэрнутою головою, и проходишь до самой смерти!

Убедительно. Вот тебе и розыгрыш… Просто они оставили в машине, как пошли его забирать, бабу и не хотят, чтобы он её видел. Бабской химией пахнуло, как открывали для него дверцу, а уже потом бензином и кирзовыми сапогами водителя. На заднем сидении темная масса вжималась в угол, а только что, оглянувшись, успел он заметить, как навстречу блеснули очки. Кто бы это мог быть? Да мало ли кто! В понятые свою же секретутку взяли, практикантка случилась какая-нибудь – или даже подруга этого молодого, упросившая взять её на арест. Скучно в Мышанске молодым, ох, как им, должно быть, скучно…

– Тут направо.

Съехали с асфальта, в световых пятнах от фар мелькают кусты. Всю жизнь в Мышанске прожил, а где едут, не узнаёт. Или это у старой выработки? Тогда сейчас появится пляж. Нет, свернули ещё раз, ветки бьют по стеклу…

– Здесь. Выходите, Столбов.

Сразу же с двух сторон подхватили за руки – тот пожилой, и ещё один: поджидал их, наверное, на месте. Тропинка узкая, молодой вполголоса матерится, Федор, как его там…? Федор Батькович молча ломает Столбову руку. Темно, как всегда перед самым утром. Безлунно. И звезды заволокло. Остановились. Прямо под ногами темный мешок.

– Покажите ему.

Засветились фонарики. Пожилой отпустил его руку, шагнул вперед, наклонился, кряхтя, и сдернул тряпку. Евграф Иванович, знавший, что именно сейчас увидит, невольно зажмурился. Яркий блеск фотовспышки проник через его веки, а когда раскрыл глаза, снова сверкнуло. Он ослеп, и пока глаза привыкали, просто вспоминал то, что успел рассмотреть перед второй вспышкой блица. У пожилого мента сержантские погоны – ну и что? А то, что не хочется думать о трупе… Вот он снова проявился за белым пятном, куда от него денешься?

Женщина. Одета, лежит на боку. Но колени полусогнуты, уродливо напоминая о соитии, а руки словно бы прикрывают грудь. В кофточке: кофточку на ней оставил убийца. Убийца – кто поверит, что тут не убийство? Нечего прятать голову в песок. На руке у неё, на той, сверху, блестит… Да-да, рука правая, и на пальце том, где нужно… Обручальное кольцо. Лежит босиком, короткая юбка натянута, сколь возможно, на колени, голую кожу икр щекочет сухой бурьян. Нет, уже не щекочет. Голова запрокинута, словно у…

– Столбов, знакома ли вам потерпевшая?

– Словно у куклы… Что? Мне лица не видно, как же я могу сказать…?

– Подведите его. И посветите, Федор Несторович.

С ним возятся, протаскивают через гибкие кусты. Зацепится сейчас, оторвёт нитку, костюмчик-то ветхий – заявят, что оставил на месте преступления. Впрочем, хороший адвокат повернул бы ему на пользу…

– Что ж не смотрите, гражданин Столбов? Придётся взглянуть.

Господи, как похожа! Не может Ольга лежать здесь. В похабных этих кустах (известно ведь уже, что за место). В Пярну бывшая его благоверная, пребывает с новым супругом-эстонцем в счастливом втором браке. А эта несчастная – тоже красотка-блондинка, и накрашена так же. То есть такого же типа боевая раскраска, хотя у Ольги всё-таки поскромнее получалось. Прямо обожала (её словечко) эту гадость, как с ней ни воевал…

– Что такое?

– Да так, пустое, господин следователь. Я её, эту вашу потерпевшую, не знаю.