Манька-принцесса (сборник) - стр. 17
Между тем Шальнов продолжал дальше:
– Мы маму схоронили, отец с нами живет. Переживает до сих пор. Немного повеселел, когда Любочка родилась… Назвали ее по бабушке. Моя мама тоже Люба…
– Сочувствую тебе, Федя! – участливо молвила Лиза. – Мне бы самой домой добраться, маму на ноги поставить!
Лизавета положила на плечо Федьки руку, от движения мешок с ее колен сполз, и Федор наклонился, чтобы поправить. Щекой коснулся лица Лизы… А она и замерла: оказывается, это приятно! И представила, что так может быть долго-долго… Вот так, щека к щеке… А чтобы надежнее, второй рукой Федора обняла, решив, что эту ночь она у судьбы сворует за свои мытарства на чужбине. От жизни подарка не дождаться – она запомнила предсказания фрау Мильды… Много это или мало – Лиза не думала. Было темно, тихо… Федор прошептал:
– Погоди! – поднялся и закрыл мешком окошко в кабину.
Потом вернулся к Лизавете…
Когда Андрей заглянул в кузов, Федор и Лиза сидели рядом на брезенте, как два примерных школьника за партой, каждый прикрыв колени своим мешком.
– Ну что, Федор Николаич, едем? Темновато еще, но потихоньку. Вы здесь не замерзли?
Федор проворчал:
– Чего сразу – Николаич? Федор я!
– Ну нет! Ты теперь должностное лицо, поэтому и Николаич.
Антон Кондратьич, высунувшись в другую сторону кабины, поддержал шофера:
– Андрюха прав, Федор! Никакого панибратства! К маковецкому председателю даже в области относятся уважительно. Так что держи марку! За столом, со своими кумовьями, можешь без отчества. И давайте поехали быстрее. А то у меня хоть и одна нога, но затекла, силушки нет!
Через час они были в Маковке. Только начинало светать, еще сохранились сумерки. Подъехали к дому Антон Кондратьича, хата Андрея стояла рядом, и Федор предложил:
– Оставайся, Андрюха, дома. Мы с Лизаветой пешком пройдемся, здесь недалеко.
Шли молча. В деревне начали лаять собаки. Лизавета волокла свою коробку, постоянно ударяясь коленкой об угол. Шальнов видел, что ей тяжело, не помогал намеренно, чтобы не привадить… Первый дом на их пути был Федора. Вот-вот подойдут, а Федька должен успеть сказать очень важную вещь. Не зная, с чего начать, он в конце концов, как из ружья, выпалил:
– Лизавета, ничего не было! Запомни!
Затем медленно, по слогам растянул:
– Ни-че-го не было. Запомнила?
Лиза молчала и следила, чтобы ящик не бился об ноги, будто сейчас это было самым важным делом. Она даже посапывала от усердия, молча продолжая идти. Со стороны можно думать, что Федора Лиза и вовсе не слышала.
Шальнов, стараясь выглядеть правдиво, продолжал:
– Лизка, пойми, я теперь первый человек в селе. Буду ездить на конференции в район, в область… А Настюха моя, упаси бог, как узнает! Разволнуется, молоко пропадет. Она же у меня кормящая. Ну, случилось у нас с тобой… давай забудем, а? Пообещай мне!
Он пытался заглянуть Лизавете в глаза, но ее голова была опущена, а взгляд прикован к коробке. Подошли к дому Федора. Лиза, не останавливаясь, молча шла дальше. Федька вдогонку закончил контрольным выстрелом:
– Тебе все равно никто не поверит!
Лизавета споткнулась: контрольный попал в цель, и безжизненным голосом, глухо молвила:
– Это я, сама… Я виновата!
После паузы, оправдываясь, добавила:
– По дому соскучилась…
Сделав усилие, почти обыденно спросила:
– Федор Николаич, когда выходить на работу?