Мания преследования - стр. 2
Попутчики мои прошли мимо меня и через дверь, которую водитель, оказывается, уже отрыл, вышли наружу. «Всё, приехали», – сообщил шофёр, как-то скептически покосившись на меня.
Я поспешно встал. Только тут я узнал, что ноги совершенно затекли, – они почти не слушались. Пока я выбирался из автобуса, опередившая меня троица куда-то пропала, очевидно, уже прошла в дом. Я тоже заковылял к открытой, наполовину распахнутой двери между двух ложных колонн.
Миновав тесный и полутёмный тамбур, я попал в большой зал, размеры которого заставляли предполагать, что он-то и занимает львиную долю всего объёма здания, почти не оставляя пространства на закулисные и прочие помещения. Дальняя от меня половина зала была заставлена рядами деревянных кресел с откидными сиденьями, какие бывают в кинотеатрах, клубах и проч. Там сидело всего пять-шесть человек. На другой же, ближней половине зала, свободной от всякой мебели, на голом довольно вытертом паркете толклась уже добрая полусотня посетителей, сгруппировавшихся в большие и малые кучки, где велись какие-то разговоры, вместе составлявшие нестройный гул. Попутчиков своих я здесь просто уже не смог бы найти, даже если бы попытался. А впрочем, мне самому было не понятно, зачем мне это нужно? Наверно, для того, чтобы скинуть с себя этот жалкий растерянный вид неприкаянного одиночки, переминающегося у входа.
«Всё-таки произошла какая-то путаница», – подумал я.
Вдруг от одной из компаний отделился мужчина, одетый весьма официально, и направился ко мне, – я сразу об этом догадался.
«Вы от …?» – он назвал имя моего начальника. Пока он шагал ко мне, я успел приглядеться к нему получше: лет сорока, с впалыми щеками аскета и острым взглядом. Никогда прежде я его не встречал.
«Да-да», – я сопроводил ответ энергичным кивком и даже заулыбался.
«Очень хорошо, – пробормотал мой визави, а сам нахмурился. – Вернее, очень жаль, – тут же поправил он себя, чем, кстати, не очень меня и удивил: я всегда наготове попасть в очередной просак. – Видите ли, мы уже нашли человека, который настраивает нашу аппаратуру».
Он не сделал никаких указующих жестов, даже не повернулся, – я сам посмотрел в дальний конец зала: чуть левее средины сцены и стоявшего там длинного покрытого серой скатертью стола (а позади него, на заднике сцены, на порядочной высоте висел большой портрет человека с тонкой продолговатой полоской подбритых усов на слегка наклонённом лице вытянутой формы, – он показался мне похожим на Джорджа Оруэлла, каким я видел того на одном фото), так вот, левее этого стола и ниже (на добрых полметра ниже или насколько там сцена возвышалась над полом), к сцене впритык поставлен был ещё один стол, более короткий, и над тремя объёмистыми терминалами, водружёнными на него, выставив спину горбом, как моя мама и бабушка говаривали, согнулся «в три погибели» какой-то субъект. Мне даже стало неловко за него. Он мог бы уже и не надрывать себя так. Я не представлял для него никакой опасности. Хотя, кто его знает, может, его поза была вызвана искривлением позвоночника. Я сам с детства сутулюсь и горблюсь.
«Вот как!.. – вырвалось у меня; я смотрел снова в лицо стоявшему напротив несимпатичному мне аскету и, боюсь, обиду свою не сумел скрыть. – Значит, я могу быть свободен…»