Мандаринка на Новый год - стр. 21
- Ты на машине?
- На метро, - он устраивается за столом, берет в руки меню. – Ты забыла, что ли?
- Ах, да, - усмехается Люба. – У тебя же мотоцикл. Ты же у нас великий мотогонщик.
- Просто гонщик, если верить Варьке, - он возвращает ей усмешку. – В смысле, гоню постоянно – по ее утверждению.
- Чудесные у вас отношения.
- С сестрами всегда так. Ты-то должна понимать.
- Понимаю. Ну что, выбрал? Рекомендую черничный чизкейк – свежий и довольно приличный.
- Не хочу есть, - он откидывается на стуле. - Кофе только выпью.
- Коля! Кто тебя сглазил?! ТЫ не хочешь есть?!
- Угум. Новогодние праздники не прошли даром. Не могу уже есть – надоело.
Она смеется в ответ, он же даже не улыбается. Интересно, сколько мужиков в кофейне пялились на нее? Сколько ему сейчас смертельно завидуют? И – если бы они знали правду…
Подходит официант, чтобы принять заказ, Николая начинают уговаривать попробовать фирменные блинчики с лесными ягодами. А она снова принимается разглядывать его. Подсознательно сравнивает Ника с Марком.
Обыкновенная одежда, ничем не примечательная. Стилягой Ника точно не назовешь. Приехал на метро. И Марк – холеный, со стильной стрижкой, со вкусом одетый, на пижонском «Кашкае». Тут ей почему-то еще странным образом припомнился парфюм Марка, который ей категорически не нравился – слишком сладкий. А от Ника не пахло ничем. Или чем-то… чем-то трудно уловимым. От кожи.
- Уговорили все-таки, - ворчит Ник, и она отвлекается от своих мыслей. Парадоксально, но сравнение вышло все равно не в пользу Марка отчего-то.
Заказ приносят быстро, они успевают переброситься лишь парой фраз – про родителей, погоду. А потом… он же хотел у нее узнать…
- Ты как вообще?
- Вообще – прекрасно, - она демонстративно пожимает плечами. Жест изящный, как и плечи в тонкой, синей с темно-красными цветами, блузке.
- Как… самочувствие?
- Нормально, - еще одно пожимание плечами. – Насморк еще пару недель назад прошел.
- Люб, я не про насморк. Я про другое.
- Про что? – она смотрит ему прямо в глаза, и тут же легкий румянец выступает на щеках. – А, ты про… это. Все… - прокашлявшись, - все в порядке.
- Слушай, я сказать хотел, - он отхлебывает кофе. - Там же произошел разрыв мягких тканей…
- Что? А… ну и… Произошел и произошел! - румянец на щеках становится ярче, она даже отворачивает лицо, демонстрируя опять все ту же идеальную линию скулы и беззащитную натянутость шеи.
- После разрыва… гхм… девственной плевы… там образовалась раневая поверхность. На стенках…
- Ты мне тут лекцию по анатомии читать собрался?!
- Нет. Я к тому, что края разрыва зарубцуются через полторы-две недели. И раньше этого времени не стоит… заниматься сексом. Может наступить повторное кровотечение. И вообще… - он замолкает – выражение лица у собеседницы способствует.
Румянец ее становится совсем ярким – два темно-красных пятна на побледневших щеках. И глаза у нее такие… В жизни не видел у Любы такого выражения в глазах.
- Так, значит… - и голос ее очень тихий, но он отчетливо слышит его почему-то. – Значит, так ты об этом думаешь, да? Что я пришла к тебе тогда за избавлением от… от лишних мягких тканей? А теперь… как только добрый доктор Самойлов помог пациентке Любе Соловьевой – вуаля! Можно пускаться во все тяжкие! Ничего же не мешает! – голос ее стремительно набирает силу, превращаясь из шепота в гневный звон. – Отлично! Я только и ждала от тебя разрешения! Может быть, ты и справку мне напишешь? Что я уже пригодна… к употреблению?! Или что – тебе требуется провести еще одно обследование? Так ты скажи, не стесняйся! Прямо здесь будешь проверять – как зарубцевалось?