Мама по контракту - стр. 26
И в Константине тоже. Словно он не живет, а ждет чего-то.
Я вздыхаю. Странно думать о чужом мужчине и чужой квартире. Здесь ничего моего. Я тут пролетом — только по капризу маленькой несчастной девочки.
И скоро мне надо вернуться из этой грустной застывшей сказки в реальный мир. К той боли, которую мне причинил бывший муж. И к предстоящему счастью рождения ребенка.
В квартире Константина воспоминания об Олеге выглядят как-то глупо. Зато меня неожиданно согревает мысль о том, что мой бывший муж сейчас гадает — что это за машина, в которую я села. За первой мыслью пошла вторая, цепочкой. Вспомнилось о том, что надо искать жилье. И готовить судебный иск. И еще идти в консультацию.
Ох, еще же работа!
Машка еще вчера ухитрилась через подружку добыть мне недельный больничный. Но неделя пролетит быстро, а на работу ходить надо — иначе на какие деньги покупать все для малыша. Да и декретные сейчас очень маленькие — нужно придумать, как заработать еще.
Видимо, у меня на лице отразились все эти мысли, и Мира сразу нервничает. Снова хватает за руку и заглядывает в глаза:
— Ты же не уедешь? Да? Мы сейчас пришьем Пушику ухо. Ты умеешь шить с иголкой? Мне няня Настя пока не разрешает…
Константин тоже смотрит встревоженно, хотя я вроде ему ничего не обещала. Мне странно от этого взгляда, хочется уставиться в пол. Рядом с ним я остро чувствую, что одежда у меня дешевая, на голове — распустившаяся от шапки скучная коса. И опухшее от вчерашних слез лицо. Еще та красавица.
Я успокаиваю ребенка:
— Нет, мы же договорились — ты позвала меня в гости. Няня правильно делает, что не разрешает. Можно уколоться. Но у меня есть специальные иголки. У них кончик кругленький.
— А зачем они такие круглые?
— Чтобы шить толстой ниточкой по дырочкам. Я могу показать…
Я смотрю вопросительно на Константина, и он понимает меня без слов.
— Мира, зайка, если ты отпустишь Лику, то я ей покажу, где ее вещи. Их уже привезли. И она сможет найти для тебя эту самую иголку. Для вышивания, я правильно понял?
— Не думала, что вы разбираетесь, — удивляюсь я.
От того, как он произносит мое имя, мне становится жарко. Он мягко прокатывает его на языке, словно пробуя, и это очень смущает.
— Моя мама, бабушка Миры, любила раньше вышивать и вязать, — мягко улыбается Константин. — Теперь только вяжет. Зрение стало хуже. Но я помню, как она вышивала картины, — и добавляет, — Мира, Лика права — такой иголкой ты не уколешься.
Опять мое имя. Это почему-то так странно, что Константин сразу обращается ко мне имени уже дважды, а я всего-то успела сказать ему пару слов.
— Давай ты пока найдешь няню — она сегодня много переживала и, наверно, у себя в комнате, а мы пока найдем иголку, — предлагает Константин. — А ты еще переоденешься, а то в садике вы много играли. И умоешься. И может, даже успеешь перекусить. Сегодня испекли яблочный пирог, а ты совсем об этом забыла.
— Ой, няня Настя же! Надо показать, как мы отмыли Пушика, — Мира хватает игрушку, суется отцу под ладонь, тот ласково гладит ее, целует в макушку. — Ты не уходи только никуда, Лика! Пушик не может без уха. И пирог у нас очень вкусный. Я помогаю его готовить. Мою яблоки!
Мира убегает — яркое радостное пятнышко из желтой футболки и ярко-зеленых брючек. Хорошо быть маленькой! Любая беда быстро проходит. Хотя этой девочке не позавидуешь. Но теперь мне видно то, что было непонятно, там, на улице. Выходит, отцу ребенок все-таки доверяет.