Размер шрифта
-
+

Мама на кушетке. Что нужно знать, обращаясь к психологу - стр. 23

Дочь всем видом демонстрировала, на мой взгляд, свою независимость и полное нежелание общаться, но все-таки села на диван рядом со мной. Я не знала, как начать разговор с ней, чтобы опять не наткнуться на выпущенные «подростковые иголки». Обычно дочь говорила: «Ты же мама… тебе не понять…»

Я боялась опять услышать эти слова. И неожиданно даже для самой себя я вдруг поняла: «Она ведь меня кроме как „маму“ и не видит!» И я сказала дочери: «Слушай, давай познакомимся, а? Меня зовут Лиля. Я женщина, мне 35 лет». У дочери, как сейчас помню, округлились от изумления глаза. Она с интересом посмотрела на меня. Я продолжала: «Мне тоже когда-то было 13 лет. Я тоже ссорилась с мамой. Если хочешь, я расскажу тебе о себе еще». Дочь кивнула.

Тот разговор был переломным моментом в наших отношениях, но, конечно, не решил всех проблем. Но дочь явно стала меня видеть не только как маму. А как женщину, которая тоже когда-то была девочкой.

Я тогда совсем не философствовала о «безусловной материнской любви». Я просто хотела, чтобы наши отношения с дочерью наладились. Интуитивно я тогда сообразила, что нужно этот барьер «мать-дочь» убрать. Нужно выстроить какой-то другой мостик. И этим мостиком стало, прежде всего, мое открытие, что в отношениях с дочерью я для нее должна стать не «только мамой».

Я надеялась, что и дочь сделает открытие – на уровне чувств, что мама «тоже человек», что мама «тоже была когда-то 13-летней девочкой». То есть мне тогда стало важно, чтобы мы обе ощутили нашу принадлежность к другим общностям кроме семьи. После этого случая с дочерью я поняла, что для понимания нужно уметь найти что-то общее, что может объединить.


Понимание связано с умением каждый раз найти еще что-то общее, что может объединить.


Но здесь следует кое-что добавить. Это мое толкование тех событий, и такое понимание мне помогло тогда искать новые способы взаимопонимания между мной и взрослеющей дочерью. Моя взрослая дочь сейчас вспоминает тот эпизод иначе. То есть тогда процесс понимания для нее был связан с другими вещами. Но главное, что мы старались найти то, что могло нас объединить.

Наверное, поиск чего-то, что может объединить людей, восстановить связь между ними, можно сравнить с действиями изучающих слона слепцов из известной притчи. Напомню ее кратко. Пятеро слепцов наткнулись на слона. Погонщик, который сидит верхом, говорит: «Отойдите, это слон!» Слепцы, которые столкнулись со слоном впервые, пытаются наощупь понять, что же такое «слон». Для одного, ухватившегося за хвост, слон показался веревкой, и он уверенно пытается остальным доказать, что «слон – это веревка». Другие начинают спорить: «Слон – это стена!», «Нет, слон – это столб!», «Нет, слон – это шланг!» и т. д.

Мы с дочерью тогда напоминали таких слепцов, тоже наткнулись на что-то, что никак не могли понять. У каждой из нас была своя правда, но за ней точно скрывалось что-то единое, что было отражением наших «правд».

Можно даже говорить о том, что именно признание общности дает возможность признания и разницы между людьми. Это основа понимания того, что «каждый прав по-своему». В примере с моей дочерью признание того, что мы обе «были девочками», несколько нас объединило и дало возможность продолжить разговор уже на другие темы, где наши точки зрения различались.

Страница 23