Мама!!! - стр. 31
Максимка весь сжался, не хотел вставать, руками и даже зубами удерживая на себе одеяло. Но Евгения Владиславовна настойчиво тащила его то за одну, то за другую руку.
– Не надо! Я не хочу! Ну, пожалуйста! – Максимка ревел. Саша не понимала, почему он так надрывается: если бы ей разрешили вместо сна посидеть на стуле и подождать маму, она бы очень обрадовалась.
– Не надо, ну, не надо! У меня трусов нет!
Уже обнажилось почти всё его бледно-розовое тельце, местами покрытое багровыми пятнами. Лицо, залитое слезами, заалело, когда он из последних сил старался удержать уголок одеяла между ног. Евгения Владиславовна сдернула и его – Максимка остался голый.
– Ты почему без трусов? – спросила воспитательница, будто до того и не слышала Максимку.
Он выхватил у нее одеяло, плюхнулся на кровать и накрылся. Евгения Владиславовна снова взялась за одеяло.
– Ты что, правда, без трусов?
– Правда, я забыл надеть.
– А мать? – растерялась воспитательница, всё еще держась за одеяло. – Где мать? Ты без трусов, без футболки.
– Я сам одевался, – ответил сквозь слезы Максимка, утерся рукой и отвернулся от воспитательницы: – Мама спала.
– У него мама пьет! Всё время пьет и пьяная лежит. А он сам в садик ходит. И его не кормят дома, вы ему зря добавки не дали, он голодный. Вон моя мама идет, вон, в красной юбке. Мне можно не лежать, мы за справкой поедем, что я не дурак! – встрял Димка. Он воспользовался суматохой у чужой кроватки и подскочил к окну.
– А моей мамы там нет? – спросила Саша.
Димка уже стал надевать штаны, но отложил их, вернулся к окну и внимательно посмотрел вниз:
– Не-а, нету.
Саша вздохнула и снова легла. Воспитательница будто не замечала Димку – он уже оделся и быстро выскочил из спальни:
– Мама! Мама! Я здесь! – кричал он так, будто мама искала его и долго не могла найти.
Евгения Владиславовна подошла к белобрысому – он еще не спал:
– Серёжа, а у твоей мамы есть на работе запасные трусики? Ты же часто писаешься.
Серёжа испуганно взглянул на нее и закивал:
– Есть.
Воспитательница выскочила из спальни:
– Фая! Фаечка! Люда сегодня не придет, она еще и за свой счет взяла. Сходи, пожалуйста, к Витальевне, спроси трусы.
Фая удивилась:
– Он же перед сном выссался.
Евгения Владиславовна замялась:
– Да я Мякишеву. Он без трусов. Говорит, сам собирался и сам в садик пришел. А трусы забыл.
– Сам ходит, сам! С трех лет! Вот ей-богу, четырех не было, сам уже ходил – здесь хоть пожрать дают.
– Фаечка, – неожиданно мягко заговорила воспитательница, словно стыдясь жалеть Максимку, – ты ему теперь две порции давай, пока я тут. И как Людка выйдет, тоже. Он худенький такой. И, знаешь, весь в синячках.
– Дак мать его колышматит как сидорову козу. Непослушный.
– Но ты его получше корми, хорошо?
– Да какой «хорошо»? – возмутилась Фая. – Их полгруппы голодные. Вон, Королёв – тоже кожа да кости, трусы не забывает, потому что на нем уже полгода одни трусы. А Шинкарёв? А Коновалов? Это же Бухенвальд! На всех не напасешься, мне столько еды не дают.
Воспитательница всё равно просила:
– Но ты как-нибудь так… Девчонки никогда не доедают, им поменьше клади. Иди за трусиками, иди и сразу принеси с кухни ватрушки, а за чаем я сама потом схожу и сейчас тебя отпущу.
Саша услышала, как за Фаей закрылась дверь, а Евгения Владиславовна возвратилась в спальню. Она пришла пожалеть Максимку. Села на кровать, обняла его, стала даже немножко качать, как маленького.