Мама!!! - стр. 22
– Давай! Раз! Два! Три! – закричала первой Анька и выпустила Сашину руку.
Саша зажмурилась и не думала прыгать. Она представила, как откроет сейчас глаза, увидит Аньку одну на крыше, и их дружба навсегда закончится – Анька не простит. Саша не сможет больше приходить к Аньке в гости, тетя Лена не будет учить их делать аппликации, рисовать на вощеных листах и складывать из бумаги разных зверей. Дядя Валя не станет катать Сашу на велосипеде, а Анькина бабушка Клава не возьмет ее с собой на дачу. И Анькины родители, такие дружные, надежные, счастливые, никогда больше не придут к ним с мамой в гости.
– Надо прыгать, – подумала Саша и открыла глаза, чтобы взять Аньку за руку и спрыгнуть. Но та тоже сидела. И тоже зажмурилась. Наверное, тоже думала, что Саша никогда больше не придет к ней в гости.
– Давай снова на «раз! два! три!» – задорно крикнула Саша и теперь уже точно решилась прыгать. Она глубже вдохнула и только собралась произнести «р-р-раз!», как кто-то похлопал ее по плечу. И тут же увидела на плече Аньки большую опухшую руку с грязными загнутыми ногтями. Они обернулись – сзади стоял муж дворничихи. Пьяный, с огромной, наверное до пояса, путаной пожелтевшей бородой, с таким же, как руки, опухшим лицом и почему-то в теплом сером пальто. Старик еще раз похлопал обеих и что-то сказал. Саше показалось, что вместо слов из-под бороды вылилась какая-то каша. Старик еле ворочал языком и говорил так, будто рот его был набит давлеными сливами. Саша почувствовала, как толстая рука почти ухватила ее за живот. В ту же секунду Анька дернула Сашу – и они полетели вниз. Саша упала на застланную рубероидом и усыпанную осколками битых бутылок крышу подъездного козырька, руки и ноги горели от боли, но посмотреть на них было некогда – вдруг старик лезет за ними? Она кинулась к краю козырька и, не вглядываясь, есть ли кто во дворе, закричала в раскинувшиеся под ней ивы:
– Помоги-и-и-ите!
Потом вспомнила про Аньку. Та лежала под окном, держалась за коленку и, корчась от боли, перекатывалась на спине туда-сюда. Саша подбежала к ней, стала тянуть в сторону:
– Давай, давай! Он же сейчас за нами спустится!
Анька, не оставляя коленки и не переставая перекатываться, прокричала:
– Да нету его уже!
Действительно, в окне старика не было, он ушел.
Анька поперекатывалась еще немного, затем встала и обиженно передразнила:
– «Помоги-и-и-ите! Помоги-и-и-и-ите!» Когда ты упадешь, я тебя тоже брошу.
Саша чувствовала, что Анька права, но всё равно возмутилась:
– Я ведь не бросила!
– Почти бросила.
– Почти не считается, – совсем неуверенно ответила Саша и снова побежала звать на помощь. Крикнув с края козырька еще раз, она вернулась: у Аньки голос громче, надо, чтобы Анька кричала на улицу, а Саша будет кричать в окно: по лестнице постоянно ходят люди, они обязательно услышат. Задрав голову, Саша крикнула раз в сторону разбитого окна. Крикнула второй. Никто не отвечал. Стало страшно: самим им с крыши не спрыгнуть и в окно обратно не залезть – слишком высоко. Если бы что-нибудь приставить… Но на крыше не было ничего, кроме битых бутылок. Когда она пугалась, очень быстро или очень громко говорила, то начинала задыхаться и слышать, как бьется ее сердце в середине груди, в ложбинке между ключицами. Саша сделала несколько глубоких вдохов, размеренно походила по крыше: пять шагов в одну сторону, пять в другую. Сердце стало биться тише. Она снова глубоко вдохнула и выкрикнула: