Малышка его мечты - стр. 2
Он прошёл мимо, не удостоив и взглядом. И лишь возле порога дома обернулся и махнул рукой — далеко не приветливо.
Я нервно сглотнула и подошла. Конверт, оклеенный огромным количеством марок, почему-то жег руку. Он был маленьким и далеко не плотным. Небрежным почерком, показавшимся мне знакомым, был указан наш адрес. А вот обратный...
Кто мог писать отцу из-за границы? Может, кто-то из бывших прихожан?
Я терялась в догадках.
— Сколько раз можно повторять: меня нельзя отвлекать, пока я работаю в мастерской, — произнёс отец. Он не кричал, но именно в этом тихом голосе таилась угроза. У меня вдоль спины пробежал предательский холодок.
— Простите... — произнесла я. — Мне и в голову не пришло отвлекать вас. Я всего лишь ждала, пока вы выйдете, чтобы сразу отдать письмо.
Каждый день, с часу дня и до пяти вечера, отец спускался в мастерскую, оборудованную под сараем. Это было его личное время и место, куда не было доступа посторонним. Тем более детям.
— Опять оправдания, — отец прищёлкнул языком и покачал головой. — Вся в мать. Никогда не признаешь свою вину, — он притворно вздохнул, изображая печаль. — Придётся наказать, ты не оставила мне выбора, Мария.
Я внутренне обмерла. С тех пор, как пару недель назад мне исполнилось восемнадцать, отец перестал использовать розги. Но новые наказания оказались куда более болезненными и изощренными. Вчерашний вечер я провела за чтением покаянной молитвы, стоя голыми коленями на горохе. И это лишь за то, что слегка пересолила суп.
— Расточительство — тяжкий грех, — сообщил мне отец.
«Вся в мать», — после этих слов можно было ожидать чего угодно. Уже то, что я была сильно похожа на неё внешне, казалось отцу преступлением.
Наша с Лизой мама умерла тринадцать лет назад, не выдержав характера отца и его постоянных придирок. И от его же несдержанности. Семь выкидышей за три года — настоящее испытание для женщины. Отец во что бы то ни стало хотел сына, и даже слабое здоровье матери не остановило его на пути к цели. Маме запретили беременеть. Но отец остался непреклонен. Десятая беременность оказалась фатальной. Мамы не стало, и её мне заменила старшая сестра.
Но и она сбежала от отца, правда, не в мир иной, а в большой город вслед за своим женихом. Это случилось ровно сорок дней назад. Отец рвал и метал, но ничего не мог поделать, ведь Лиза давно совершеннолетняя.
А я считала не то что дни, а часы до того момента, как могу последовать за ней. Лиза обещала забрать меня к себе, как только освоится на новом месте, получит работу и жилье.
Мне же оставалось ждать. И терпеть придирки отца, которых становилось все больше. Теперь все это доставалось мне одной.
Следом за ним я вошла в дом. Дождалась, пока он снимет шляпу, верхнюю одежду, помоет руки и, вооружившись перочинным ножом, усядется за стол. Только после этого подала конверт.
— Имя отправителя не указано... — недовольно пробормотал он. — Но пришло из Америки. Из этого Содома и Гоморры, где понятия не имеют об истинном благочестии. Надо будет дважды помыть руки с мылом после прочтения.
Отец нахмурился. Он экономил на всем, даже на мыле. Так что необходимость дважды помыть руки вызвала у него новый приступ недовольства.
Не то чтобы мы жили бедно, тем более не голодали. Ему платили достаточно в приходе, да и миряне часто подносили подарки. Больше продуктами и лишь иногда деньгами. Но бережливость отца за последние годы стала запредельной. Скупой и вечно хмурый, он жалел тратиться даже на самое необходимое, экономил на всем.