Малышка для наглеца - стр. 30
Я двумя руками обхватила чашку, и внимательно смотрела в глаза Матвея. Видела в них злость и что‐то еще, неведомое мне, непонятное.
― Я здесь нахожусь только потому, что ты потребовал. А еще… ты бы мог отдать мне мой амулет?
Он как‐то подозрительно усмехнулся, спрыгнул со стула и пошел в сторону кровати. Открыл ящик тумбочки и достал оттуда мой амулет. Когда я увидела голубя, у меня словно камень с души упал.
― Держи свою игрушку, ― он швырнул его на стол и вернулся на свое место.
Болван.
Я забрала голубя и на секунду прикрыв глаза, сжала его в руках.
Прости, Пашка, я такая дура. Никогда не забывала твой подарок, а тут, что‐то совсем расслабилась.
― Ты его еще расцелуй.
― А ты не умничай, ― шикнула я, и спрятала амулет в свою сумку.
― Ай, блять! ― зашипел Матвей, соскакивая со стула.
Он задел чашку и чудом избежал ожога, вовремя отскочив и намочив только футболку.
― Твою мать.
Он тут же стянул с себя футболку и отбросил ее на стол.
Я прикусила губу от вида его кубиков. Впервые видела такое тело вживую.
Я не монашка и иногда смотрела порно, и не видела в этом ничего плохого. Ласкала себя, что тоже нормально для молодой девушки, но, чтобы видеть красивое оголенное тело вживую, такого со мной еще не было.
― Не обжегся? ― я знала, что нет, но решила спросить для приличия.
― Нет, нормально.
Наглец схватил тряпку, которая лежала в шкафу под раковиной и принялся вытирать пол.
— Это потому, что ты амулет мой бросаешь. Так не поступают с такими вещами.
― Ты вообще дура? Веришь в такие сказки? Какой ненормальный тебе это сказал? Откуда ты взяла его?
― Знаешь что! ― я разозлилась на то, что он посмел оскорбить Пашку. ― А занимайся ты сам! И футболку свою тоже отстирывай сам, чтобы снова мог носить. А я не собираюсь с тобой общаться, пока ты оскорбляешь и меня и всех, кто со мной связан!
Я подняла свою чашку и демонстративно перевернула ее, выливая чай на пол.
― Приятного чаепития! ― прорычала я, и со стуком вернув чашку на стол, поторопилась к выходу.
― Сука.
Услышала шлепок. По всей видимости кинул тряпку прямо в лужу.
Я сунула ноги в кеды и уже схватила свою куртку, к которой до сих пор было страшно прикасаться из‐за ее цены и быстро продела руки в рукава. Как вдруг меня за плечо резко развернул Матвей.
― Что ты такая бешенная, мышь? Тебе слово сказать нельзя?
Я нахмурилась и сбросила с себя его руку.
― Слово? Ты считаешь, что, оскорбляя меня или кого бы то ни было, это нормально? Может я от радости должна похлопать в ладоши? И броситься к тебе на шею с объятиями? Может еще сказать спасибо? Знаешь, а иди ты… ― я пропыхтела несколько секунду, не зная, как быть корректнее, ведь никогда ранее мне не приходилось посылать парней, ― иди в задницу!
Развернулась, схватила сумку и дернула дверь за ручку. Но та не поддалась.
Я обернулась к Матвею, и хмуря брови показала, чтобы он открыл мне дверь.
― Ты еще не позанималась со мной.
Я громко выдохнула и спиной прислонилась к двери. Посмотрела в его глаза и поняла, что готова стукнуть наглого мажора, который считает, что ему позволено такое отношение ко мне.
― Матвей, ты пользуешься тем, что меня некому защитить? ― произнесла негромко, понимая, что к горлу подкатывают слезы. ― Если это так, то меня можно обижать?
Вдруг накатилась такая грусть. А еще я вспомнила предательство отца и по щеке неожиданно покатилась слеза.