Малыш: мамино счастье - стр. 74
Так прошло полчаса. Всего полчаса, а мне показалось – целая вечность. В половине десятого врач разрешила ввести мне новую порцию анестетика.
Вообще, делать эпидуральную анестезию – это настоящее искусство. Надо точно рассчитать дозу обезболивающего, время его введения, чтобы оно прекратило действовать как раз тогда, когда нужно – перед вторым периодом родов. И здесь важен профессионализм не только анестезиолога, но и акушера-гинеколога – именно он, опираясь на свой опыт, прогнозирует развитие родов и рассчитывает, к какому моменту действие анестетика должно закончиться.
По всей видимости, с врачом и анестезиологом мне крупно повезло: моя доза обезболивающего была рассчитана точно – на один час, как раз к полному раскрытию шейки матки. Весь этот час мы с мужем болтали, он даже вынул фотоаппарат и сфотографировал меня, лежащую под капельницей на кровати. Теперь я смотрю на эту фотографию и заново переживаю события давно ушедших дней.
В половине одиннадцатого я снова почувствовала боль. Очередной осмотр выявил неожиданную (для меня) вещь – раскрытие шейки матки полное. Значит, можно тужиться? Тем более, что-то захотелось.
Потуги ощущаются как хороший позыв к дефекации, но по-настоящему тужиться – во избежание лишних разрывов и родовых травм – можно только, когда малыш хорошо опустится…
К моему удивлению, на рахмановскую кровать меня не пригласили. А сказали на схватке глубоко-глубоко вдохнуть воздух и не задерживать его, как при потугах, а медленно выдохнуть «через низ», как бы этим воздухом выталкивая ребенка. Такой способ дыхания стал для меня полнейшей неожиданностью. Понадобилось несколько минут, чтобы я вообще поняла, что от меня хотят, и еще какое-то время, чтобы я задышала примерно так, как добивались врач и акушерка.
Глубокие вдохи и еще более глубокие выдохи вконец измотали меня. Я чувствовала себя деморализованной и обессиленной. Так что когда мне наконец-то скомандовали встать, я не удержалась на ногах и чуть было не упала, ухватившись за капельницу. Благо, муж меня поддержал.
– Расставь ноги широко, – на ухо говорила мне акушерка. – У тебя там уже головка ребенка, не зажимай ее.
Меня облачили в новую ночнушку, помогли забраться на рахмановскую кровать, привязали к ней ноги, всучили в руки железные поручни и приказали тужиться. Олеся Викторовна встала слева от меня, акушерка – справа. Еще в боксе в тот момент находилась медсестра с неонатологом. И мой муж, куда же без него?
За схватку нужно было потужиться три раза и делать это, что есть мочи, направляя всю силу на промежность и анус (работают только мышцы живота; лицо, бедра, ягодицы расслаблены). Я старалась, но было страшно. Я чувствовала, что каждое мое усилие выталкивает ребенка наружу. Муж, стоявший у изголовья, попытался было вытереть пот с моего лба, но в тот момент мне было не до его заботы.
– Отойди, не мешай!
Места справа и слева от меня были уже заняты, поэтому ему ничего не оставалось, как занять уютный наблюдательный пункт прямо по центру – напротив, извините, выходного отверстия. Ох, и насмотрелся же он, бедолага!
На потугах очень важно слушать врача и акушерку: они говорят, что надо делать – тужиться/не тужиться/как дышать.
На второй потуге я почувствовала, как головка разрывает меня на части. (Вот где пригодились бы упражнения Кегеля, а я филонила!)