Мальтийская история: воспоминание о надежде - стр. 9
Капитан обратился к нам на беглом французском без малейшего акцента:
– Экипажу быть готовым к выходу завтра в море. О времени сообщу завтра. Старшему помощнику, – он перевёл взгляд на невысокого круглого мужчину с большими залысинами в тропической морской форме, мужчина стоял с краю в нашем строю, – провести распределение матросов по выполняемым обязанностям. Всем ознакомиться с судном, Старпому проверить управление, – он посмотрел на Папашу Гийома: – Старшему механику проверить двигатель, – в девять вечера доложить о готовности к выходу. А теперь Ваша очередь, месье Леруа, – капитан кивнул старпому и отправился со штабистом к трапу, и вскоре катер унёс их к берегу.
Папаша Гийом махнул мне рукой, и мы направились в машинное отделение, остальные матросы, недовольно бурча, остались на палубе выслушивать указания старпома…
В девять вечера Папаша Гийом ушёл докладывать на мостик о готовности двигательной установки к выходу в море. Через час он вернулся. Человек он был немногословный, но немного поделился первыми впечатлениями о новом капитане: как специалист – что-то знает, насмешлив – любит язвить и подтрунивать, завтра в полдень выходим в море – курс неизвестен.
Так прошёл мой первый день под британским флагом.
На следующее утро после погрузки припасов и ящиков со снарядами к зенитным орудиям судно направилось в открытое море – курс зюйд-ост. Мы шли в караване ещё с шестью транспортниками в сопровождении трёх эсминцев и одного крейсера. Через несколько часов хода курс был изменён – ост. Куда точно идёт судно, экипажу не говорили. Об этом знал только капитан, но он молчал.
Но на следующий день бывалые моряки – несколько таких было и в нашем экипаже – уверено прогнозировали: «Марсельская цыганка лучше не нагадает – на Мальту идём». Эту догадку подтвердил и Папаша Гийом. Новость меня не огорчила, не обрадовала: «На Мальту – так на Мальту», – мне было всё равно.
Ночными дежурствами в машинном отделении меня часто посещала мысль: «Почему всё-таки остался, а не вернулся во Францию?» Ответа не находил: «Из чувства патриотизма, о котором по прошествии лет будут говорить с высоких трибун? Или из чувства малодушного приспособленчества, о котором говорили сейчас?» А может, у меня сработало элементарное чувство самосохранения сознания: в Нанте меня ждали могилы родителей и разрушенный дом, где они снимали небольшую квартирку (все деньги шли на моё обучение), там меня ждало чувство вины и тоски. Неосознанно я стремился отвлечься от саморазъедания – служба во флоте давала мне шанс справиться с внутренней болью… Или всё-таки что-то другое?
Через трое суток морского перехода мы увидели Мальту. Из водной глади поднимались отвесные утёсы, лишённые растительности; кое-где виднелись жилые постройки. Но поразила меня столица острова – Ла-Валетта. Её огромные бастионы казались продолжением самой толщи скал, на которых покоился город. Во Франции я повидал немало крепостей, но эта производила особый эффект. Воображение уже рисовало местных жителей циклопами, сумевшими воплотить в камне саму вечность.
Караван медленно вошёл в Великую Гавань Ла-Валетты для разгрузки, и вскоре наше судно пришвартовалось к одному из транспортных причалов. Портовые краны начали поднимать привезённый нами груз, но рабочих в порту не хватало, и нам пришлось переквалифицироваться в грузчиков и такелажников. Так продолжалось несколько часов, до самого вечера. Разгрузив, наконец, судно, и кое-как помывшись из шланга, я свалился на свою лавку в каюте и провалился в глубокий сон усталости, даже похрапывание Папаши Гийома не могло помешать мне.