Малокрюковские бастионы - стр. 10
Дружаны
Шкворень тоже слышал со стороны Верблюжихи то-ли крик, то-ли стон, но не придал этому значения. В это время он со своим дружком были на конюшне и переворачивали, ради хохмы, кверху полозьями сани. Придёт кто запрягать лошадь, а сани то тю-тю… вверх полозьями стоят… Тут кого хошь покорёжит. За пару сигарет дружки, конечно, помогут перевернуть сани селянину, а затем посмеются всласть над горемычным.
Клёк тоже, как и Шкворень, слышал этот крик, доносившийся от горы Верблюжихи.
– Можа нам сходить, посмотреть? – спросил он Шкворня.
– Почудилось… – сказал тот в ответ.– Ветер воет… такое, бывает…
– А если не ветер? – спросил Клеек, – и стал вслушиваться, подняв вверх ухо шапки. Но от горы, в эту минуту, не дошло ни одного внятного звука. – Почудилось…, ты прав.
– А я что говорил… ха-ха-ха! – хохотнул Шкворень. И помолчав, добавил.– Нам сейчас нельзя расслабляться, и отвлекаться ни на что нельзя. Понял…, братан?! Мы же здесь не просто так, чтоб сани переворачивать. Щас Санька Приклад придёт, просил помочь.
– О-го-го!!! Кажется, мы сейчас будем иметь хорошую веселуху, – проговорил Клёк и указал на приближающуюся к конюшне бабу Катю. Бабе Кате требовалось запрячь лошадь, чтоб привезти из соседней деревни почту. Она была почтальон.
Подойдя к конюшне, баба Катя была очень удивлена, увидев сани перевёрнутыми. Она потопталась около своих саней, покрашенных синей краской, подёргала за полозья, попыталась сдвинуть их с места, но обессилев и схватившись за поясницу, осела в сугроб. Дружный хохот раздался за подсобкой, откуда Клёк и Шкворень наблюдали за бабой Катей.
– Вот фулиганьё…, вот фулиганьё, – заголосила баба Катя, поняв, кто виновник этого злодейства.
Из-за коровника вышел деревенский охотник Санька Приклад. «Приклад», это не фамилия, а прозвище. Санька – молодой мужик, лет тридцати, не женатый, в рыжей кудлатой шапке из – под которой, виднеются рыжие брови и рыжие редкие усики. В деревне никто не называет его по имени, а только по прозвищу – Приклад, да Приклад. Он подошёл к бабе Кате. Та стала ему жаловаться.
– Ничего, Катерина Васильевна. Сейчас я тебе помогу, – сказал Приклад, – дело-то молодое. Кто в ребячестве не озоровал и всякие штуки не выкидывал… Ты, Катерина Васильевна, свою молодость вспомни… поди ещё не забыла, как устраивали зимние потехи.
– Потехи были, – сказала, охая, баба Катя,– озорства не было. Мы ведь над пожилыми и немощными не шутковали. Шутка шутке рознь.– И видя, как сани становятся на полозья, продолжила. – Побереги тебя господь и от зверя лесного, и худого человека.
– А вот тут ты, Катерина Васильевна, не то говоришь… – засмеялся её спаситель. – Я охотник. Охотника зверь сам хоронится. А вот от егеря… поберечься бы не мешало. Здесь твоё пожелание в самый раз будет. – Он помог запрячь бабе Кате лошадь и та уехала.
Шкворень и Клёк вышли из своего укрытия.
– Чего звал,– спросил Клёк Приклада.
– Помочь надо. Просто так не зову…– ответил Приклад и продолжил.– Я смотрю, вы ребята толковые, самостоятельные, языком зря не треплете, а за помощь – не обижу. Согласны!?
– Ближе к делу… – буркнул Клёк. Приклад обвёл взглядом ребят.
– Надо доехать до Ивановой балки и помочь погрузить кабанчика…
– Живого? – спросил Шкворень.
– Дура… – перебил его Клёк, – тоже мне сказанул, «жи-во-го». Он живой из нас всех кишки выпустит, – и улыбнулся.