Малое собрание сочинений - стр. 80
На той неделе в пятницу поехал на луг верхом – поглядеть на сено. После дождя дымилось оно и сладко попахивало прелью. Возле Авдеевых копен увидел Нюрку. Шла она, подобрав подол юбки, хворостиной помахивала. Подъехал.
– Здорово, раскрасавица!
– Здорово, коль не шутишь. – И улыбнулась.
Соскочил с коня Васька, поводья бросил.
– Чего ищешь, Нюра?
– Телок запропастился… Не видал ли где?
– Табун давно прошел в станицу, а вашего телка не примечал.
Достал кисет, свернул козью ножку. Слюнявя газетный клочок, спросил:
– Когда ты успела, девка, вымахать такой здоровой? Давно ли в пятишки на песке игралась, а теперь – ишь…
Улыбкой прижмурились Нюркины глаза. Ответила:
– Что нам делается, Василий Тимофеевич. Вот и ты вроде как недавно без штанов бегал в степь скворцов сымать, а теперь уж в хате небось головой за перекладину цепляешься…
– Что ж замуж-то не выходишь? – Зажег Васька спичку, чадно дымнул самосадом.
Нюрка вздохнула шутливо, руками сокрушенно развела:
– Женихов нету!
– А я чем же не жених? – хотел улыбнуться Васька, но улыбка вышла кривая и ненужная. Вспомнил, каким выглядел он в зеркале: щеки, густо изрытые давнишней оспой, чуб курчавый, разбойничий, низко упавший на лоб.
– Рябоват вот ты маленечко, а то бы всем ничего…
– С лица тебе не воду пить… – багровея, уронил Васька.
Нюрка улыбнулась чуть приметно, помахивая хворостиной, сказала:
– И то справедливо!.. Что ж, ежели нравлюсь – сватов засылай.
Повернулась и пошла к станице, а Васька долго сидел под копною, растирал промеж ладоней приторную листву любистка, думал: «Смеется, стерва, аль нет?»
От речки, из лесу, потянуло знобким холодком.
Туман, низко пригибаясь, вился над скошенной травой, лапал пухлыми седыми щупальцами колючие стебли, по-бабьи кутал курившиеся паром копны. За тремя тополями, куда зашло на ночь солнце, небо цвело шиповником, и крутые вздыбленные облака казались увядшими лепестками.
У Васьки семья – мать да сестра. Хата на краю станицы крепко и осанисто вросла в землю, подворье небольшое. Лошадь с коровой – вот и все имущество. Бедно жил отец Васьки.
Вот поэтому-то в воскресенье, покрываясь цветной в разводах шалью, сказала мать Ваське:
– Я, сыночек, не прочь. Нюрка – девка работящая и собой не глупая, только живем мы бедно, не отдаст ее за тебя отец… Знаешь, какой норов у Осипа?
Васька, надевая сапоги, промолчал, лишь щеки набухли краской. То ли от натуги (сапог больно тесен), то ли еще от чего.
Мать кончиком шали вытерла сухие, бледные губы, сказала:
– Я схожу, Вася, к Осипу, но ить страма будет, коль с крылечка выставят сваху. Смеяться по станице будут… – Помолчала, не глядя на Ваську, шепнула: – Ну, я пойду.
– Иди, мамаша. – Васька встал и вяло улыбнулся.
Рукавом вытирая лоб, покрывшийся липким и теплым потом, мать Васьки сказала:
– У вас, Осип Максимович, товар, а у нас покупатель есть… Из-за этого и пришла… Как вы можете рассудить это?
Осип, сидевший на лавке, покрутил бороду и, сдувая с лавки пыль, проговорил:
– Видишь, какое дело, Тимофеевна… Я бы, может, и не прочь… Василий, он – парень для нашего хозяйства подходящий. А только выдавать мы свою девку не будем… рано ей невеститься… Ребят-то нарожать – дело немудрое!..
– Тогда уж извиняйте за беспокойствие! – Васькина мать поджала губы и, вставая с сундука, поклонилась.