Маленький памятник эпохе прозы - стр. 31
Но Маринка решила по-своему: ВГИК.
– Если уж торговать лицом, то крупным планом, – резонно рассудила она. – В кино шансов чего-то добиться больше в разы.
Говорю ж – умная и практичная не по годам. Не было у неё никакой любви к сцене, к театральным подмосткам и актёрству, поэтому расчёт верный, посыл правильный: торговать лицом, чтобы чего-то добиться. Тогда ещё в наших диких землях не расцвела эпоха моделей, всего года через три-четыре Маринкина карьера была бы предопределена, она уже имела бы контракты с престижными домами моды и фирмами, причём, зарубежными, и ей вообще не понадобился бы никакой ВГИК.
Довольно быстро менялась реальность вокруг нас, времена наступали забавные – по стране прошла волна конкурсов красоты, и все в один голос твердили Маринке, что она – мисс Вселенная, никак не меньше. Но для прокатившихся по умирающему Советскому Союзу конкурсов Марина наоборот опоздала родиться: семнадцать ей исполнилось только в самом конце девяностого, не успела в «первую волну», иначе всех бы уделала, без сомнений. Впрочем, её родители, советские интеллигенты, и мысли не допускали ни о каких состязаниях в купальниках. Они и ВГИК-то приняли со скрипом – ведь там учат не для театра, который высокое искусство, а для кино, которое пониже. Но смирились. Лучше пусть будет этот институт, чем вообще никакого.
Прекрасные мои подруги!
Восстаём из пепла
Началась совсем-совсем другая жизнь: без папы, с институтом, без ежедневных встреч с любимыми подругами, с упавшей духом мамой. Месяц она отлёживалась, почти полностью поседела, как-то сгорбилась, похудела и будто стала ниже ростом. И это в сорок лет! Мама принимала кучу сердечных препаратов, столько же, сколько бабуля с дедулей в последние годы.
Мне всерьёз пришлось подумывать, что придётся бросить учёбу и идти работать – не сказать, чтобы у нас было много сбережений. Я подсчитала, что при самом скромном и бережливом подходе нам троим, включая Фиму, если мама сляжет, хватит отложенного максимум на год. Какая может быть учёба?
Но спустя месяц советский человек в маме победил:
– Надо продолжать жить и делать своё дело, – однажды утром она решительно стала собираться на работу. – Мне ещё тебя на ноги поставить нужно.
– Ну, здрасьте! – я готовила нам с ней завтрак на кухне, куда она пришла уже умытая, причёсанная, в домашнем халате. В тот день мне нужно было ко второй паре, поэтому я чуть задержалась дома. – Если ты будешь так говорить, то я прям сегодня переведусь на заочку, а завтра пойду работать.
– Ещё чего! – возмутилась мама, сев за стол и взяв бутерброд с сыром, чему я ужасно обрадовалась, ведь после похорон она по утрам ничего кроме кофе, который ей вреден, в рот не брала – ни маковой росинки! И вообще плохо ела, одни кости остались от человека. – Не морочь голову, тебе надо учиться, а мне обеспечить нас. Мне до пенсии, между прочим, целых пятнадцать лет, я ещё ого-го.
Знала бы мама, что произойдёт в стране довольно скоро. Впрочем, для нас, в итоге, всё окажется не так уж драматично, мама лишь успеет немного испугаться…
Мама покрасила седые волосы в каштановый цвет, по утрам начала делать гимнастику для осанки и купила хулахуп. Можно было выдохнуть – она выплыла из отчаяния.
Пока я, не пойми зачем, балбесничала в Литературном институте, мама занималась настоящим делом – лечила детей.