Маленький незнакомец - стр. 32

– Не пролито ни капли! Наверное, это в вашу честь, доктор. Бетти, ты узнаешь доктора Фарадея? Помнишь, как его волшебное снадобье расправилось с твоей хворью?

Бетти потупилась:

– Да, мисс.

– Как поживаешь, Бетти? – улыбнулся я.

– Спасибо, сэр, хорошо.

– Рад слышать. Ты и выглядишь хорошо, красиво.

Сказано это было без задней мысли, но служанка насупилась, словно заподозрив насмешку, и я вспомнил сетования на «жуткое платье и чепец», которые ей приказывали носить. Одеяние и впрямь было старомодно: белый передник, черное платье с накрахмаленными манжетами и воротником, от которых ее детские запястья и шея казались еще меньше, и чепец с вычурными оборками. В наших гостиных подобный наряд можно было видеть лишь до войны. Однако в здешнем изящно обветшалом антураже он смотрелся вполне органично.

Сама Бетти тоже выглядела сносно: она деловито раздала нам чашки и тарелочки с кексом, словно уже хорошо освоила обязанности горничной, после чего изобразила нечто похожее на книксен.

– Спасибо, Бетти, пока все, – сказала миссис Айрес.

Служанка вышла; удаляясь, по коридору протопали ее скрипучие башмаки на толстой подошве.

– Да уж, прирожденной горничной ее не назовешь. – Каролина поставила на пол плошку с чаем для Плута.

– Дай срок, и она изменится, – снисходительно ответила миссис Айрес. – Моя двоюродная бабка говорила, что хороший дом подобен ракушке: служанки в него попадают песчинками, а через десяток лет превращаются в жемчужины.

Она адресовалась ко мне и дочери, явно упустив из виду, что некогда моя мать была такой же песчинкой. Думаю, и Каролина о том забыла. Удобно расположившись в креслах, обе пили чай, приготовленный Бетти, и ели кекс, который та неуклюже нарезала и подала. По звонку она заберет чашки с тарелками и отправится их мыть. Однако я ничего не сказал, но тоже пил чай и ел кекс. Если дом и впрямь обволакивал Бетти тончайшими слоями своего очарования, видимо, то же самое он проделывал и со мной.

Как и предсказывала Каролина, брат ее не появился, и она сама проводила меня к машине.

– Вам в Лидкот? – спросила она, но я ответил, что хочу заглянуть к пациенту в соседнем поселке.

– Тогда лучше выехать через другие ворота – так быстрее, не придется объезжать. Правда, дорога столь же скверная, так что берегите покрышки. – Тут ее осенило. – Слушайте, вам же удобнее ездить через наш парк, да? В смысле, вы срежете путь, когда мотаетесь по вызовам.

– Да, пожалуй, так будет значительно короче, – сказал я, прикидывая свои маршруты.

– Тогда проезжайте здесь в любое время! Жаль, я не сообразила раньше. Ворота закрыты на проволоку – от бродяг, которые в войну к нам зачастили. Потом просто замотайте, там запора нет.

– Серьезно? А матушка и брат возражать не станут? Что ж, ловлю вас на слове, теперь ждите меня каждый день.

– Будем только рады, – улыбнулась Каролина. – Правда, Плут?

Подбоченившись, она смотрела, как я разворачиваюсь, затем подозвала собаку и зашагала к дому.

Я медленно объехал особняк, высматривая выезд на другую дорогу, и в окне северного фасада случайно увидел Родерика. Меня он не заметил, я же его хорошо видел: подперев рукой щеку, он таращился в бумаги и справочники; вид у него был чрезвычайно измученный и растерянный.

Вскоре воскресные сеансы электротерапии с последующим чаепитием в обществе миссис Айрес и Каролины вошли в мой распорядок. Кроме того, теперь я часто проезжал через имение, сокращая путь от одного пациента к другому. Визитов к Айресам я с нетерпением ждал, ибо они были ярким контрастом к моему будничному существованию. Закрыв за собой парковые ворота, я ехал по заросшей аллее, и всякий раз меня охватывало легкое приятное возбуждение. Когда передо мной возникал растрескавшийся краснокирпичный дом, мне казалось, что повседневная жизнь отступает и я проскальзываю в некое странное редкостное царство.