Маленький, большой, или Парламент фейри - стр. 41

Путь показался ей долгим. Обитатели живой изгороди – кролики, горностаи, ежи (а водятся ли здесь эти существа?) – молчали: то ли не обладали голосом, то ли притихли нарочно, Вайолет не знала. От росы ее босые ноги сначала застыли, потом онемели. Она натянула плащ на голову, хотя погода стояла мягкая, но от света луны ее как будто знобило.

Вайолет не знала, какой ступила ногой и когда, однако местность вокруг стала казаться ей знакомой. Она посмотрела на луну и по ее улыбке поняла, что очутилась где-то, где никогда прежде не была, но знала, что это где-то – где-то еще. Заросший осокой и усеянный цветами, словно звездами, луг переходил в холмик, на котором высился дуб, в тесном неразлучном объятии с терновником. Сердце у Вайолет забилось, а ноги сами понесли ее вперед: она знала, что тропинка, огибавшая холм, приведет ее к домику, пристроенному по ту сторону.

– Вайолет?

Из круглого окошка сочился свет лампы, а над круглой дверью была прибита медная голова, в зубах которой торчал дверной молоток. Но стучать было незачем: дверь распахнулась, как только она подошла.

– Миссис Андерхилл, – сказала Вайолет, дрожа от муки и радости вместе, – почему вы не сказали мне, что оно будет вот так?

– Входи, дитя, и ни о чем не спрашивай; если бы я знала больше, я бы тебе сказала.

– Я думала… – начала Вайолет и умолкла: на мгновение у нее перехватило дыхание.

Она не могла сказать, что думала раньше; думала, что никогда не увидит ее снова, никогда не увидит никого из них – ни единой фигурки в полумраке сада, ни одного личика, тайком прильнувшего к цветку жимолости. Корни дуба и терновника, которые и были домом миссис Андерхилл, освещались ее крошечной лампой; и когда Вайолет подняла к ним глаза и сделала длинный прерывистый вдох, чтобы удержаться от слез, она ощутила темный запах земли, от них исходивший.

– Но как же… – едва выговорила она.

Маленькая, согбенная миссис Андерхилл, укутанная с ног до головы шалью и в огромных шлепанцах, предостерегающе подняла палец, почти такой же длинный, как и спицы, которыми она вязала.

– Не спрашивай как, – сказала она. – Разве ты не видишь, что оно есть?

Вайолет пристроилась возле ее ног: нашлись ответы на все вопросы, которые, пожалуй, уже мало что значили. Вот только…

– Ты могла бы мне все же сказать, – и тут глаза ее наполнились счастливыми слезами, – что все дома, в которых мне предстоит жить, заключены в одном.

– Да неужто. – Миссис Андерхилл продолжала вязать, раскачиваясь в качалке. Разноцветный шарф под ее спицами быстро удлинялся. – Время прошло, время придет, – приговаривала она уютным голосом. – Повесть тоже Как-то рассказывается.

– Расскажи мне Повесть, – попросила Вайолет.

– Если бы могла, рассказала бы.

– Что, она такая длинная?

– Длиннее всех прочих. Ты, девочка, твои дети и твои внуки – все успеете належаться под землей, прежде чем всей этой Повести в самом деле настанет конец. – Миссис Андерхилл покачала головой. – Это известно всем.

– Но конец у нее счастливый? – спросила Вайолет.

Она спрашивала об этом и раньше: ее разговор с миссис Андерхилл походил не на обмен вопросами и ответами, а скорее на поочередное вручение друг другу некоего подарка, который каждая принимала восхищенно и с благодарностью.

– Как сказать, – отозвалась миссис Андерхилл. Ряд за рядом шарф, который она вязала, становился все длиннее. – Это ведь Повесть, вот и все. Повести бывают длинные и короткие. Твоя – самая длинная из тех, что известны