Маленькая лгунья для большого полковника - стр. 22
Но счастье длилось недолго…Какое-то время ОН словно чего-то ждал. Постукивал пальцами по столу, потом снова посмотрел на меня, потом на кастрюлю. А я не понимала, чего он хочет. Разве он не собирается есть? Взгляд Керука становился все темнее и мрачнее, а я совершенно не понимала, чем это могла его разозлить. Что я опять сделала не так. Он резко встал из-за стола подошел к плите, взял сверху из ящика тарелку и налил себе в нее борщ. Пока наполнял тарелку, как-то странно помешивал его и всматривался в содержимое кастрюли. Потом все же сел за стол, оторвал кусок хлеба, зачерпнул ложкой борщ и….дальше все вылетело из его рта фонтаном на стол и на пол. Он плевался. Вскочил и промыл рот. Я в недоумении смотрела, как он понесся к раковине, набрал воду и жадно выпил из стакана. Потом подошел ко мне и ткнул мне в лицо тарелку. Я отрицательно качнула головой, понимая, что борщ, наверное, несъедобный, но тогда рука Керука поднялась вверх, и тонкая струйка борща полилась прямо возле моей физиономии на пол. Еще секунда и борщ будет у меня на голове.
Снова ткнул мне в лицо. Я зажмурилась и отпила с тарелки. Ничего более ужасного я в своей жизни не пробовала. Мерзкое варево имело вкус помоев, пекло язык от избытка специй и воняло сырым мясом. Затем содержимое тарелки все же было вылито мне на голову. Струйки борща стекали по моему лицу, картошка падала за шиворот в ложбинку между грудей, капуста свисала с волос. От обиды я чуть не разревелась, оттолкнула его и побежала в ванную, слезы полились по щекам градом. Ублюдок. Противный мерзавец. Урод и сволочь! Как он смел вылить все это мне на голову? Деспотичный недоносок! Гад! Скотина! Ни секунды не останусь в этом доме! Зря я вернулась. Пусть сам возится, сам воспитывает свою внучку, все делает сам. Козел! Такого унижения я никогда ему не прощу!
Я мылась в ванной, смывая с головы овощи, и плакала, как ребенок. Наверное, вся моя обида, разочарование, боль вылились в эти рыдания. А этот…этот бесчувственный болван он даже не услышит, что я плачу. Потому что он глухой старый дед.
Борщ наполнил ванную, как капли крови, и я стояла в этой розовой воде, ревела, размазывая слезы по лицу, и думала о том, что я нахожусь на краю мира, в ужасном месте, в нищебродском доме, стою в старой ванной, моюсь мужским шампунем, и никто, ни одна живая душа не пожалеет меня. Потому что я теперь совсем одна…А еще думала о том, что больше здесь не останусь. Ни секунды с этим…Мокрая, кое-как вытертая полотенцем. Между прочим, ЕГО полотенцем, так как мне никто не выдал моего полотенца, и я сильно сомневаюсь, что у Керука есть такое понятие «чье-то полотенце», я поплелась в комнату, наскоро оделась, схватила еще нераспакованный рюкзак и выскочила из дома.
Даже дверью хлопать бесполезно, потому что он и этого не услышит. Но я все же ею шваркнула от души. Просто для себя. На небе сверкнула молния, но меня это не остановило. Я не боюсь грозы, по крайней мере раньше не боялась. Сейчас выйду на дорогу, поймаю машину, и только и видели меня здесь. Надо было не возвращаться. Сейчас я бы уже была в Сан-Антонио и спала в гостинице после вкусного ужина, а утром искала бы работу. И никто, ни один сраный полковник не смел бы меня унижать. Чтоб ему пусто было! Псих!