Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась - стр. 5
Ее ждут. Зал для ее первой пресс-конференции забит до отказа, заняты все пятьсот мест, даже на полу сидят, не протиснешься. Стены затянуты красивой, расшитой цветами, тканью. Когда Надя, одетая в форму румынской команды с синей, желтой и красной полосками и коммунистическим гербом на груди, наконец появляется, тренер поднимает ее и на вытянутых руках несет к предназначенному для нее месту. Она прижимает к груди куклу, одетую точно в такой же спортивный костюм, с точно такой же прической, как у нее самой, – два хвостика, перевязанные красными лентами. Надино место – под портретом президента Чаушеску.
Приятная молодая женщина с сильным румынским акцентом любезно сообщает, что журналисты могут задавать гимнастке какие угодно вопросы. Эти взрослые, сидящие у ее ног, на полу – стульев на всех не хватило, – оказались на одном уровне с ней, девчушкой. Надя, ты любишь шоколад? Надя, скажи несколько слов по-французски, по-французски! Браво! Надя, ты играешь в «Монополию», Надя, у тебя есть мальчик? Так и кажется, что они вот-вот начнут сосать палец, описывая ее остренькие (молочные? да нет, какое там, ей уже четырнадцать), такие миленькие зубки. Еще, Надя, еще, она повторяет жест судьи, который, заметив ее растерянность при виде оценки – единица запятая ноль ноль, – показал ей десятку, растопырив пальцы на обеих руках. Десять! Great![5] Она достигла совершенства, что же дальше? Я могу еще лучше, серьезно обещает девочка, прижимая к груди свою тряпичную куклу, а тренер, приветливый высокий усач, глаз с нее не сводит. Надя, ты удивилась, получив десять баллов? Она пожимает узкими прямыми плечами и щебечет по-румынски: «Я знаю, что сделала все без ошибок, а десять баллов у меня уже было, ничего нового». Может быть, она плохо поняла? Вопрос повторяют. Ты удивилась, когда победила, она мотает головой, тебе жаль Ольгу и Людмилу, нет, твердо отвечает она, нет, совсем не жаль. Тогда журналисты пробуют зайти с другой стороны: «А как ты вчера вечером отпраздновала свою победу?» Лицо у нее недовольное, она едва не огрызается: «Никак не отпраздновала. Я была уверена, что хоть в чем-то первое место займу. Я легла спать».
– А какой снаряд тебе нравится больше всего?
– Разновысокие брусья, потому что на них я могу выполнять упражнения, с которыми другие не справятся никогда!
А… не могла бы она хоть иногда улыбаться? Она вздыхает. Знаете, если я, выполняя диагональ, после сальто хотя бы на три сантиметра (она поднимает руку, распрямляет три пальца – указательный, средний и безымянный) заступлю за черту, меня накажут. Так что – да, улыбаться я могу, но только после того, как моя миссия будет выполнена. Зал взрывается смехом и аплодисментами: миссия, какая прелесть, мадемуазель полковник! Какой-то англичанин заявляет, что с технической точки зрения она – явная преемница Ольги К., но тренер не дает ему договорить: «Мы представители румынской школы, и мы никому не подражаем». Некоторые, глядя на нее из зала, думают о том, осталось ли в ней еще хоть что-нибудь от ребенка. С каким скучным лицом она выступала, с каким хладнокровием, едва взглянув на отметку, натянула куртку – маленькая чиновница, служащая по ведомству акробатики! А мы с ней встретились вчера утром в олимпийской деревне, около кабинета врача, – смотрит без всякого выражения, немигающим взглядом. Что она может рассказать о себе? Она любит йогурт и не ест хлеба. Очень увлекательно. Коммунистический робот весом в сорок кило. Конечно, нельзя отрицать, она грациозна, но ее грация – бездушная, металлическая, ничего общего с лиризмом советских гимнасток, да уж, тут тебе никаких лебедей и никакого Чайковского, румынки – щенята, которым кидают задания, и они, служа государству, все выполняют. Сплошная геометрия, сплошной расчет.