Маленькая хозяйка большой кухни - стр. 10
Винни подошла ко мне медленно, как во сне, встала рядом и положила руку мне на плечо, показывая, что готова.
«Луна» была популярной песней. Правда, пели её, больше, простолюдины, но мелодия была необыкновенно нежной, завораживающей, похожей на лунный свет, льющийся на землю. Песня, достойная небожителей, а не то что чопорных аристократов.
- Сейчас осень, - сказала я молодым господам, обступившим рояль со всех сторон, - самое время любоваться полной луной. Но так как до полуночи ещё далеко…
Шутка была понята и принята, и молодые люди рассмеялись, а я продолжала:
- …до полуночи далеко, поэтому мы с подругой споём вам песню про луну.
Я заиграла первые такты, чувствуя, как легко порхают пальцы по клавишам. Всё-таки, бал – это очень весело. И не понятно, почему Винни так переживала перед дебютом, и почему у неё сейчас такие холодные руки.
Всё-таки, Винни перетрусила, потому что я запела, а она молчала. Но я играла, как будто не заметила её опоздания, и на втором куплете подруга пришла в себя и подхватила песню.
Слова были грустные – про женщину, которая ради любви мужчины отдала луне своего сына. В конце концов, возлюбленный, приворожённый лунным колдовством, убил несчастную в порыве ложной ревности, а луна истончилась, превратилась в месяц и качала отданного ей ребёнка, как в колыбели.
Наши голоса с Винни переплелись и полетели. Мой - повыше и позвончее, её – пониже и более глубокий. Даже картёжники забыли игру, слушая нас, и степенные дамы на диванчиках уже не морщились недовольно, а утирали глаза платочками. А были ещё красивые молодые люди, которые пожирали нас с Винни взглядами, блестели глазами, и я предвкушала танцы, лёгкий флирт, веселье, и пела с таким вдохновением и увлечением, что, наверное, смогла бы перепеть и соловьёв, если бы они вернулись осенью в королевский сад.
Последнюю строфу я пропела не как обычно, а взяв на два тона выше. Получилось очень эффектно и красиво, но допеть блестящую руладу до конца я не смогла, потому что раздался удар, потом громкий звон стекла, а потом - испуганные возгласы дам и встревоженные голоса мужчин.
Перестав играть, я обернулась на шум и увидела, что прекрасное стрельчатое окно с балкончиком зияет пустой рамой. Осколки валялись на полу, утонув в пушистом ворсе ковров, а виновник этого переполоха – мужчина в чёрном камзоле и с длинными седыми волосами – потирает локоть.
Все смотрели на него, и встревоженные и недовольные голоса постепенно умолкали. Стало совсем тихо, и в этой тишине мужчина в чёрном камзоле глухо произнёс:
- Прошу прощения. Разбил нечаянно.
Я вдруг заметила, что он совсем не старый. Хотя волосы у него и были совершенно седыми, но на лице не было ни одной морщинки. Брови были прямыми и чёрными, глаза – тёмными, блестящими, а ещё у него были резкие, орлиные черты, и твёрдый подбородок, чуть выступающий вперёд, как бывает у решительных и упрямых людей.
Мужчина в чёрном камзоле поставил бокал с недопитым вином на столик, сделал лёгкий полупоклон, ни на кого не глядя, и вышел. Но не через ту дверь, что вела в танцевальный зал, а через другую – под полуопущенной портьерой.
- Ну вот, - сказала я укоризненно. – Такую песню испортил. Кто этот неловкий господин?
3. Глава 3
- Это герцог де Морвиль, брат короля, - после некоторой заминки сообщил мне Гриф. – Вы знаете…