Маленькая черная ложь - стр. 34

Каллум держит меня за руки.

– Это еще не всё.

Я не уверена, что выдержу что-то еще.

Он сует руку в карман куртки. Я не сразу узнаю́ предмет, который он извлекает из кармана, а когда узнаю́, то кажется, что вот-вот лишусь чувств. Проглотив скопившуюся во рту горечь, я протягиваю руку. После секундного замешательства Каллум отдает мне его.

– Именно об этом я и подумал, когда увидел. Он лежал на палубе – застрял среди каких-то цепей. Я сразу же его узнал, но решил, что это невозможно. Каковы шансы?

Я держу в руке плюшевого кролика с длинными ушами и стеклянными глазами, одетого в синюю курточку. Цвета поблекли, сам кролик сморщился от морской воды, но я бы его все равно узнала. Кролик Бенни[14]. Любимая мягкая игрушка Кита. Когда он и Майкл были совсем маленькими, мы с Рейчел купили одинаковых кроликов для наших младших сыновей. Кит его очень любил. Чтобы вымыть игрушку, мне приходилось осторожно высвобождать ее из маленьких пальчиков спящего сына. Кролик был с Китом в тот день, когда он умер. С тех пор я его больше не видела.

– Несколько лет назад они были довольно популярны на островах, правда? – говорит Каллум. Я не могу оторвать взгляда от игрушки. – Наверное, он не Кита. Местный пляж часто прочесывают в поисках чего-нибудь ценного. Прилив всякое сюда приносит… Не думаю, что это кролик Кита.

Я снова киваю.

– Я нашел тело Джимми и уже возвращался, когда заметил кролика. – Мне кажется, Каллум продолжает говорить, потому что боится моей реакции. – Думаю, приступ вызвала именно игрушка, а не тело. Следующее, что я помню, – как ты бьешь меня по голове той железякой.

– Больно было? – Я отвожу взгляд от кролика и смотрю на рану на виске Каллума. Выглядит не слишком опасной, но я готова поспорить, что у него жутко болит голова.

– Еще как.

– Это хорошо.

– А тебе сильно досталось?

Горло у меня еще саднит, но серьезных повреждений нет. Вопрос в другом – что бы он сделал, не останови я его.

– Со мной всё в порядке. Но тебе, похоже, нужно кое с кем поговорить.

– Уже говорю.

Руки у него трясутся. В каюте тепло, воздух пропитан запахом керосина от печки, но мы все еще дрожим от холода.

– Выпей аспирин. – Я поднимаюсь со скамьи.

– Ш-ш… Слышишь?

Каллум встает, обходит меня и выходит в кокпит. Озадаченная, но не уверенная, есть ли причина для тревоги, я следую за ним и нахожу его на кормовой палубе.

Ветер и волны. Звук одиночества. Звук удаленности от всего. Но не только. Что-то музыкальное, красивое и невыразимо печальное. Песня китов.

– Должно быть, они близко.

Волна звука затихает, и я возвращаюсь в рулевую рубку за биноклем.

Каллум на палубе медленно поворачивается, пытаясь определить направление на источник звука.

– Ничего подобного я раньше не слышал. Думал, песню китов можно услышать только под водой…

Звуки на секунду стихают, и мы слышим лишь грохот волн и вой ветра с холмов.

– Явление необычное, но такое случается. Говорят, киты разговаривают с людьми. И даже с собаками.

– Кто это?

Я приставляю ладонь к уху, показывая, что слушаю, и жду, когда песня зазвучит снова. Сначала слышен только плеск волн, но затем на него накладывается протяжное низкое рычание, которое сменяется мурлыканьем, словно где-то прячется огромный кот. Затем звук резко меняется на один мелодичный высокий, почти резкий тон.