Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь - стр. 19
- Что решили по поводу операции? – Назар Егорович затрагивает болезненный вопрос. Становится по левую сторону от меня, спрятав руки в карманы медицинских штанов. Смотрит вдаль, но боковым зрением улавливает мои жесты и движения.
- Хм… Думаем, - неопределенно отвечаю. Не хочу озвучивать истинную причину. Цена операции и последующей длительной реабилитации - для нас неподъемная.
- Теряете время. Чем дольше тянете после травмы, тем меньше шансы, - безжалостно режет по свежей ране. - Сколько лет прошло?
- Шесть… - выдыхаю, не сводя глаз с мамы. – Она работала строителем. Несчастный случай на одном из крупных объектов, - цежу сквозь зубы, вспоминая тот роковой день, и осекаюсь. Мать почти не говорит о том, что произошло, и мне запрещает поднимать эту тему. - Думаете, есть надежда поставить маму на ноги?
- Надежда есть всегда, - Богданов поворачивается ко мне лицом. - Конкретно в ее случае шансы весьма высокие, но есть только одна клиника, которая за это возьмется. Я предварительно созвонился с главврачом, он готов вас принять. Поговорю с ним, чтобы цену снизил, насколько сможет.
- Спасибо, но… - нахмурив брови, все-таки решаюсь спросить: - Вам это зачем?
Сканирую его пристальным взглядом, цепляюсь за правую ладонь, на безымянном пальце которой поблескивает золото. Слышала, что Богданов разведен. Однако кольцо не снимает.
- Я просто хочу вам помочь, ничего личного, - чеканит невозмутимо и возвращается на свое рабочее место.
Не обронив больше ни слова, отдает мне бумаги. Видимо, мои подозрения задели его врачебное эго. Из-за этого я чувствую себя виноватой.
- Простите, пожалуйста, - шепчу, сминая уголки листов. Стою возле его стола, склонив голову, как школьница. – Я не хотела…
- Все нормально, - отмахивается. – Мир жесток, а люди в нем скорее сожрут друг друга, чем помогут. Поэтому правильно делаете, что не доверяете. Бегите к матери, а то скоро отбой. Пообщаться не успеете.
Кивнув, покидаю кабинет и спускаюсь на первый этаж. Оказываюсь на площадке как раз в тот момент, когда мама заканчивает тренировку, а врач-реабилитолог помогает ей сесть в инвалидное кресло, которое словно оплетает ее щупальцами, обездвиживая. Забирает энергию, стирает улыбку с лица. Проклятье! Клянусь, я сделаю все, чтобы в скором времени коляска ей не понадобилась.
- Доченька, - при виде меня мама вновь расплывается в улыбке, лучезарной и солнечной, в отличие от той сдержанной, что была адресована Вячеславу Никитичу. На секунду забыв все тревоги и заботы, отвечаю ей так же искренне. - Доехала все-таки? Я думала, не успеешь.
Приветствую приятного, добродушного доктора, который суетится вокруг мамы, и наклоняюсь, чтобы обнять ее.
- Я же обещала.
Касаюсь губами взмокшего после физического труда лба, бережно поправляю выбившиеся из прически каштановые волосы, всматриваюсь в благородное фарфоровое лицо.
Мы с ней похожи, и раньше нас часто принимали за сестер. Мама выглядит моложе своего возраста, недаром Семен на нее в свое время глаз положил. Красивая, сероглазая, ухоженная и на тот момент… при деньгах, потому что всегда достойно зарабатывала. После смерти папы она вновь стала завидной невестой. Впрочем, и сейчас, сидя в коляске, мама продолжает очаровывать мужчин, не прилагая никаких усилий. Ей не до флирта – она давно списала себя со счетов. Похоронила, прибив воображаемую могилу огромным деревянным крестом. Правда, Вячеслав Никитич, судя по всему, воспринимает мою маму иначе. Видит в ней не только пациентку, но и женщину.