Малахов курган - стр. 26
– Выпей, ваше благородие, побратаемся. Поди, смерз?
– И верно! – согласился мичман, принимая бутылку.
Хлебнув рому, он вернул бутылку Могучему.
– Вода-то теплая, – сказал Могучий, передавая бутылку ближнему гребцу, – а на ветру сразу трясовица берет.
Порохом пахнет
Надвигалась ночь. Шторм еще бушевал, море еще грохотало, а по виду волн уже можно было догадаться, что неистовый ветер истощает последние усилия: поверхность волн стала гладкой, маслянистой.
– Хороший будет ветер! В самый раз! – одобрил шторм Могучий. – Михаил Петрович останется доволен. Узлов по десяти пойдет «Крейсер» до самого мыса Горн…
– А мы-то? – с недоумением и тоской выкрикнул один из гребцов, молодой матрос, сидевший на задней банке.
– «Мы-то»! Раз мыто, бабы белье вальком колотят. Ты, поди, первый в лодку прыгнул – пеняй на себя. Тебя звали? Ты на этой шлюпке гребец?
– Никак нет!
– Зачем залез? Кто тебя просил? – ворчал Могучий, оглядывая туманную даль взбаламученного моря.
«Крейсер» не было видно. Наверное, на корабле продолжали жечь фальшфейеры, но корабль и шлюпку отнесло в разные стороны так далеко, что огня за вечерней мглой и непогодой не усмотреть.
– И ты, ваше благородие, напрасно в дело впутался, – продолжал Могучий. – Удаль показать хотел? А из-за твоей удали теперь семеро погибнуть должны.
Нахимов ответил:
– Раз тебе не суждено утонуть, и мы не утонем, Могучий…
– Ну, положим, ветер стихнет. До берега пятьсот миль. А есть на лодке компас[129]? – сердито спросил Могучий.
– На разъездной шлюпке компаса не полагается, – ответил мичман, – сам знаешь.
– Мало что я знаю! Надо было захватить.
– Все в момент сделалось.
– Эх, моментальный ты человек! И в момент надо думать. Компаса нет. Бутылка рома одна, и ту выпили!
Матросы, видя, что Могучий шутит, поняли, что нос вешать не следует. Их угрюмые лица прояснились.
– Неужто Михаил Петрович нас в море кинет? – спросил молодой гребец, попавший на чужой вельбот.
– Кинуть-то не кинет, да и лежать в дрейфе кораблю при таком ветре неприлично: поставит паруса и пойдет своим курсом, – ответил Могучий.
– Он будет палить, – сказал Нахимов.
– Допускаю, палить он будет. Да шута лысого мы услышим! – возразил Могучий. – Ишь взводень-то[130] рыдает!
– Помолчим, товарищи, – предложил Нахимов.
– Шабаш! – скомандовал гребцам Могучий. – Брешете – за вами не слыхать!
Гребцы, как один, застыли, поставив весла «сушить» вальком на банки.
Волны завертели вельбот. В громовые раскаты рыданий ветра вплелись неясные раздельные звуки. Они правильно повторялись, поэтому их не могли заглушить беспорядочные удары шторма, – так в дремучем лесу и сквозь стон бури четко слышны мерные удары дровосека.
Гребцы все разом закричали истошными голосами.
– Молчите! Дайте послушать! – прикрикнул на гребцов Могучий.
– Палит! «Крейсер» палит! – возбужденно вскрикнул Нахимов, обняв Могучего.
Матросы молча принялись грести. Могучий взялся за руль.
– Чуешь, ваше благородие, – глубоко вздохнув, заметил Могучий, – порохом пахнет. «Крейсер»-то на ветру.
Нахимов потянул влажный воздух и в свежести его почуял сладковатый запах серы.
Вельбот повернул против ветра. Выстрелы стали явственнее. Скоро увидели вспышки выстрелов. «Крейсер» сближался с вельботом.
Гребцы яростно работали веслами. Теперь пушечные удары заглушали грохот бури. Нахимов между двумя слепящими вспышками выстрелов увидел черную громаду корабля совсем близко.