Малахитовый бегемот. Фантастические повести - стр. 33

– А кто же такой тогда этот наш пациент? Которому я делал снимок?

Греммо выглядел растерянным. Он начинал верить Бороздыне – точнее, ведомству, которое они олицетворяли вдвоем, но полностью поверить не мог.

Бороздыня презрительно скривился:

– Да это просто какая-то сволочь, подвернулась кстати. Просто сосед… Я вам расскажу, Иван Миронович, как было дело. Чистое кино.

Шуб, вооруженный паяльником, сидел в кухне и переделывал материнскую плату. Щуплый, он сильно смахивал на крысу, а еще больше – на Геббельса; ему бы пошел наряд из цилиндра, просторных панталон и сюртука, в этом виде он бы сгодился на роль порочного влюбленного, поющего о девушке своей мечты. Жидкие волосы Шуба были мало что прилизаны с зачесом назад, но еще напомажены какой-то гадостью. Чувства Шуба были привычно обострены. Он развлекался микросхемами, которые казались ему не сложнее пасьянса: коротал время в ожидании звонка от заказчика. Ему недоставало круглой суммы, по получении которой он мог бы сменить адрес и полностью переключиться на собственное дело. Оно сводилось к миниатюризации готового устройства. Сидя в девятом этаже многоэтажки, Шуб не мог видеть машин, подруливших к подъезду, равно как не имел оснований выделить шум, ими произведенный, из общего далекого и ровного гула. Однако он отложил паяльник и подошел к окну. Отвел занавеску и моментально уверился в худшем. Времени у него оставалось в обрез.

Прихватив гарнитуру, Шуб выскочил на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь. Из-за нее донеслось ворчание, переросшее в шарканье; хрустнул замок. Высунулся сосед: долговязый литератор Брованов – тихий пьяница, мистик и порядочная бездарность, не востребованная обществом.

Шуб, умело скрывая лихорадочное нетерпение, оскалил мышиного цвета зубы. Разжал ладонь:

– Купи гарнитуру, сосед. Даром отдаю.

Брованов помотал головой:

– Не, спасибо. Мне не нужна…

Он не понимал, с кем связался. Спорить было бессмысленно, Шуб уже вывел его на площадку.

– Да ты не знаешь, о чем речь… пойдем, покажу!

Брованов не успел и глазом моргнуть, как переместился в самое террористическое гнездо. Еще секунда – и гарнитура охватила его ухо, тогда как Шуб расположился за клавиатурой. Одно рукой он настукивал пароли, другой прицеплял себе к черепу нечто похожее на микрофон, шнуром уходившее в процессор. В дверь позвонили.

– Звонок, – пробормотал Брованов.

– Это ангельская труба, – возразил Шуб и ударил по клавише ввода.

Трубный зов, оставшийся без ответа, не повторился. За дверью решили, что трезвонить далее незачем. Громыхнул взрыв, за ним следующий; двойная дверь повалилась в прихожую, впуская густые клубы белого дыма. Из тумана выскочили воины, вооруженные до зубов, упрятанные в каски, бронежилеты, респираторы и очки.

– На пол все! – заревел самый первый.

Но Брованов и без того лежал на полу. Он повалился за несколько секунд до вторжения и теперь пускал ртом изумленные пузыри. Шуба не было видно, зато из кухни доносились изобличающие звуки некой возни. Автоматчики бросились на шум и поспели вовремя: Шуб уже раскорячился за окном, готовый перелететь на соседний балкон. Ему бы позволили, благо он был нужен живым, не выдерни Шуб гранату. Очередь сорвала его с подоконника вместе с цветочным горшком, и Шуб взорвался по дороге к земле, на высоте четвертого этажа.