Максим - стр. 23
Он решился и приобнял ее, положив руку на плечо девушки.
– Да я и не боюсь, но влезем в грязюку.
Девушка не сбросила руку, лишь как-то неловко потерлась щекой о шевровый рукав летной куртки Белого-старшего. И этот жест, это принятие его ухаживания привело юношу в тот самый щенячий восторг, характерный для всех влюбленных при первом проявлении взаимности.
– Они сейчас сами сюда прилетят и тебе петь будут!
– Не надо хохмить. Красиво как, правда?
Кавалер уже не слушал. Вспомнив больничных скворцов, он мысленно предложил певцам корм. Отсутствие реакции развеселило его. Ну, конечно, ему бы сейчас предложили, к примеру, шашлык. Бросил бы он ради этого Татьяну? И он предложил им другое – красавицу-соловьиху. Он стал внушать невидимым певцам, что вот она – их самая желанная – идет по дамбе, и все они хотят завоевать ее расположение.
– Сейчас они прилетят и будут петь для тебя, – шепотом сообщил Максим девушке.
И, действительно, через несколько мгновений чуть ли не из-под ног, в уходящих вниз кустах защелкал первый ухажер, затем второй, пятый, десятый…
– Что это? – прошептала изумленная девушка.
А серая певучая братия все прибывала и продолжала свой удивительный конкурс.
– Они поют для тебя. Поют, как будто… любят тебя! – восторженно заметил Максим.
Но этими словами он разрушил ту хрупкую идилию, которая сложилась из весны, лунного света и соловьиных трелей.
– Перестань. Они поют для своих подружек, – громко сказала Татьяна.
Хор певцов испуганно притих, но вскоре соловьи снова затенькали на все лады.
– Нет, я не то хотел сказать, – оправдывался подросток. – Они поют о любви – это точно, и поют сейчас для тебя.
– Ладно, пошли, поздно уже, – повелела девушка, по-кошачьи мягко выскальзывая из-под его руки.
– Ладно, – разочарованно вздохнул Максим. – Ну, кыш, по домам, – уныло вслух скомандовал он, и шум десятков крылышек дал понять, что концерт окончен. Вскоре те же песни стали раздаваться вдалеке.
– Кыш! – рассмеялась девушка. – Как кур каких разогнал.
– Да это я так, вспугнул немного, – спохватился Макс. – Знаешь, – перевел он разговор на другую тему. – Однажды мы с отцом очень поздно возвращались с рыбалки. И за нами бросилась псина с нефтебазы. Ну, не то чтобы псина, но я малый был, очень испугался. И сиганул через вон тот ров. И перепрыгнул. Представляешь?
– Фантазер. Тут метров восемь.
– Ну и что?
– Что, что? Я не дитя малое. Знаю, на сколько прыгают. Восемь метров – это международный класс. А ты – в детстве? Почему же ты здесь, а не на олимпиаде?
– Бимон раз в жизни прыгнул на восемь девяносто.
– Ну, за восемь прыгают не раз в жизни.
– Так то спортсмены, а я ребенок был.
– Врунишка ты, врунишка. Знаешь, Максимка, я тебя с первого класса помню. Ты все время до этой болезни… Нет, до этого класса пончиком был. Ну куда тебе было так прыгать?
– Но зачем мне врать?
– Если хочешь со мной дружить, перестань врать. Расскажи лучше что-нибудь интересное. Отец тебе ничего поподробнее про аварию не рассказывал?
– Он не любит об этом говорить. Мрачный становится. Говорит, что люди погибли, это не комедия, которую на бис пересказывать можно.
– Он прав. Он вообще у тебя молодец. Нравится он мне.
– А я? – простодушно поинтересовался юноша.
– Если завираться не будешь. А так, конечно, – лукаво покосилась на него девушка.