Маковый венец - стр. 27
– Сейчас, сейчас, деточка!.. Сейчас-сейчас!
Шлепок, новый крик. Не ее. Сердитый, громкий вопль, режущий без ножа.
– Вот ты ж! Я уж чуть было со страху… Ты ж мой золотой! Ты ж мой прынцик ненаглядный!
Гуннива тяжело откинулась на подушки. Они были мокрыми. Горячая влага пропитала всю кровать: пот, кровь и прочие спутники женских мук. На несколько минут сознание покинуло ее.
– Ну, погляди, маманя, какой у нас тут наследничек!
Гуннива вздрогнула, приоткрыла веки. Нечто грязно-розовое дергалось в коконе белых тряпок на руках у повитухи, не прекращая голосить как маленький демон.
– Держи! Что смотришь, глупая? Руки-то протяни, вот так! Не укусит, зубов-то нет ишшо. Выпростай из рубахи титьку да сунь ему в рот. Вот! Слава Фрейе, здоровенький, большой! А хохолок какой черный! В папеньку?
Гуннива молча смотрела на притихшее существо, примостившееся на ее животе и приникшее к груди так естественно, будто форма ее тела была приспособлена именно для этого момента. Она смотрела на мягкий, будто защипнутый нос, слипшиеся глаза и клок черных волос, прилипший к большому щенячьему лбу, не до конца отмытому от ее крови.
Меньше всего ребенок походил на младенца-купидона, чьим изображением украшали настенные росписи. Но Гунниву это не разочаровывало. Она слишком устала, чтобы испытывать хоть что-то, кроме облегчения. Будто в такт ее мыслям, ребенок коротко фыркнул, не выпуская сосок из беззубого рта. Боль отступила и затаилась.
– Маленький тролль, – шепнула Гуннива, и губы сами растянулись в улыбку.
Время для нее остановилось. Она и ребенок дышали в едином ритме, как и много месяцев до этого. Ей было непросто: руки не привыкли к тяжестям, но Гуннива боялась сменить положение, чтобы не потревожить младенца. Она не замечала, как повитуха и горничные выдернули из-под нее кровавые простыни и подложили новые, как бренчал таз с водой, звякали инструменты, заворачиваемые в холстину. Все вокруг перестало существовать, и она даже ненадолго задремала.
Разбудил ее сердитый мужской голос с чужестранным акцентом, раздавшийся из-за полога:
– Это возмутительно! Кто впустил эту шарлатанку?!
В ответ ему раздался сбивчивый шепот старшей горничной.
– Я ехал всю ночь! У меня столичная практика, диплом Академии, – не унимался мужчина. – Как вы посмели?! А вы? Вы хоть руки помыли?! Инструменты продезинфицировали? Если герцогиня умрет от заражения, вас ждет тюрьма!
– А ты б еще дольше шарохался, – шипела в ответ повитуха. – Я рожениц сорок лет пользую, только дюжина младенчиков и померла! А молодух и того меньше.
– Убирайтесь! Я должен осмотреть герцогиню, пока причиненный вред не стал необратим.
– Никуда я не пойду, покуда мне не заплотят.
– Пшла вон, ведьма, или я прикажу тебя вывести!
– Не хорохорься, лысый, не ты тутошний хозяин!
Хлопнула дверь, ребенок недовольно заворчал и зашевелил ручками. Гуннива прикрыла оголившиеся живот и плечи младенца простыней.
– Хвала богам, ушла. Деревенщина! Чем она лечит воспаления? Отваром из куриных когтей? – грохнул о стол тяжелый саквояж. – Вы уже передали ребенка кормилице? Как нет?!
Полог, отделявший пространство кровати от комнаты, распахнулся. Гуннива дернулась, заслонила лицо от яркого света. Ребенок оторвался от груди и заплакал.
– Приказ графа фон Клокке, Советника, – захлебнулся доктор. – Фрекен!