Макаров чешет затылок - стр. 13

4310

Еще одна попытка написать НЕЧТО про ничего в особенности. Ирония над собой – только наиболее удобная и съедобная форма проповеди и пропаганды. Только скрытые возможности прямо противоположного характера. Чужая забота. А все остальное остается загадкой. До тех пор пока. Вот тележка с яблоками[30] и на мели. Один сплошной свист. Это все жолуди не из-под того дуба. «Дикий капитан» Ю. Смуула: Л. Любецкий в роли Энн Уутоа. Такой хороший бред. Бре-е-ед. Ощущение «разрезать» было правильное, но к чему оно привело? Не перечитав написанное, будешь топтаться на одном месте и повторять в 25-й раз одно и то же без всякой видимости новой интонации. Перечитав, скажешь: ну и что будет? А тележка с яблоками на мели. А воз и ныне там. Слишком много ритуала.

Но если ритуал отдельно, то наоборот: нужно как можно больше ритуала. Тогда может станет ясно. Как техника моментальных подборок при помощи фотографии. Как возвращение к смерти героя.

А рассказать, как она соблазняла 4-х-летнего мальчика? Ладно, не буду. Пора ребенку писать старческую литературу: а то надоели эти дяди и тети, которые пишут про детей и называют это детская литература. Были слова и события, они забылись. Легко восстановить только то, что могло бы быть. Но все равно главным будет точка зрения взрослого автора. Тут уж ничего не поделаешь. Ты вот напиши историю человека от зачатья до рождения, вот тогда ты будешь ВП[31]. Она уже написана. Это «Котик Летаев»[32]. Но это же не Борик Бугаев.

Это же Андрей Белый в промежутке между «Золотым леопардом» и «Серебряным голубем»[33]. У каждого серьезного писателя может быть три «Котика Летаева».

4311

Аленький цветочек: был когда-то. Да помнят ее еще некоторые: была красавица Москвы. Божий одуванчик: надоела ему эта занимательная гинекология! А он еще и нахал ко всему прочему.

А мы ведь договорились: мы возвращаемся к фонетическим удовольствиям. Считать чужие деньги. Кто знает, что б вышло, если б сохранилось. Тоже ведь было всякое. Я тебе говорила: возьми какого-нибудь тирана и пиши исторический роман. Нисколько он не облегчает, а только заморачивает голову.

Высокомерная цивилизация молчит и не подает никаких сигналов из космоса. Это только не уверенная в себе посылает: мы разумные! мы есть! мы знаем теорему Пифагора! мы расщепили атом! обратите на нас внимание! мы есть! мы есть! мы есть!

Связь с другими мирами. Чужая забота.

Из этого театра я выносил риторические фигуры да тщеславное удовлетворение: самый дорогой билет и постоянное место: 2-й ряд, второе место с края. А в это время Кавалерист на белой лошади сидел с ними рядом и держал ее за руку. Никому не давай читать!

Милый друг, наконец-то мы вместе[34]. Ты плыви, наша лодка, плыви. Волны на морском просторе вдруг отчетливо поманили вдаль. Ладно, еще раз с самого начала. Ладно. Возврата нет, нет возврата. Или покойник или победитель. Обо что ушибся, тем и лечись.

От «Овода» других впечатлений не осталось.

4312

Как ты с ней говоришь! А Бурбоны все потеряли и ничему не научились. Об этом я и сказал. Как ты смеешь говорить так с княгиней Марьей Алексевной! Ладно, хватит. Не буду. Все равно без толку.

Низкие своды каменных коридоров: чья-то былая власть. Неужели одни неудачи и щелчки и неуспех? Чужой успех: она берет профессора Нусинова под руку и удаляется. Наоборот. Одна неудача и сразу оском.