Магическая трубка Конан Дойла - стр. 5
– Каких, например, дорогой Альфред?
– В той местности, о которой вы пишете, – секретарь снова потряс исписанными листками, – совершенно точно нет железной дороги, а у вас на этом строится сюжет!
– Нет? Значит, я проложил, – большое круглое лицо Конан Дойля тронула едва заметная улыбка. Пышные пшеничные усы дрогнули, и писатель кинул на негодующего секретаря насмешливый взгляд, призывая обернуть все в шутку. Но Альфред Вуд был неумолим.
– Нет уж, сэр Артур! Автор должен отвечать за каждое написанное слово! Вы предлагаете читателю поверить, будто за две минуты Холмс может преобразиться так, что даже Ватсон не узнает его!
– Вполне реальная ситуация. Я сам так умею.
– Да? Вы полагаете? – в голосе секретаря звучал неприкрытый скепсис. – Или взять собаку доктора.
– Какую собаку?
– Вот! Вы уже и сами не помните! А я вам напомню. Договариваясь в первой повести снимать квартиру, Холмс и Ватсон обсуждают, какие у кого недостатки и как они могут помешать совместному проживанию. Ватсон говорит, что у него есть щенок бульдога. И больше об этом бульдоге не встречается ни единого упоминания! Куда он делся? Сбежал?
– М-м…
– В «Человеке с рассеченной губой» жена называет Ватсона Джеймсом, – безжалостно продолжал перечислять секретарь, – и это при том, что его зовут Джон! А уж в «Пестрой ленте» парадокс на парадоксе! Где вы встречали «болотную гадюку, самую смертоносную индийскую змею», которая приучена пить молоко из блюдца, спускаться по шнуру от колокольчика, а затем по свисту хозяина возвращаться к нему по тому же самому шнуру через вентиляционное отверстие?
– Что-то не так, Вуд?
– Но болотных гадюк нет в природе! Змеи не пьют молока! Они его не переваривают! И они почти совсем глухие – у них нет внешнего уха! Чем ваша гадюка слышала свист? И наконец, ни одна змея не сумеет взобраться по шнурку от колокольчика!
– Но, мой друг, в детективных рассказах, как мне кажется, главное – драматизм, а точность в деталях не так уж важна.
– А что прикажете думать людям, которые сначала прочли, что ваш Холмс – «всегда встает рано, съедает неизменный завтрак и уходит из дома до того, как поднимается Ватсон», а уже в следующем рассказе ваш главный герой «встает по обыкновению поздно». В одном рассказе Холмс говорит, что нисколько не интересуется философией, а в другом – цитирует малоизвестных философов и объясняет философские системы. Ну и, наконец, как же все-таки выглядит инспектор Лестрейд? Из «щуплого человечка с изжелта-бледной крысиной физиономией и острыми темными глазками» он вдруг превращается в «коротышку, похожего на бульдога»!
– Ну, все! Хватит! – писатель отбросил лупу, при помощи которой исследовал карту, и хлопнул широкой ладонью по столу. – Я не собираюсь ничего переделывать! В отличие от вас, Альфред, я не считаю сыщика своим лучшим персонажем, и хотя и зарабатываю в основном за счет Холмса, не придаю ему значения, ибо он никогда не сделает меня великим литератором!
Из-за плотно прикрытой двери донеслись оживленные голоса, и писатель, рывком поднявшись из-за стола во весь свой замечательный рост, в два шага преодолел расстояние от рабочего кресла до порога и, распахнув дверь, раздраженно крикнул в глубину коридора:
– Что там за шум? Или кто-то забыл первое правило этого дома – когда я работаю, не должно раздаваться ни звука!