Маг и его кошка - стр. 42

Наверное, милосердней было бы убить мальчишку, чем толкать в объятия культистов. Но я хотел дать ему шанс.

Франческа

Я пережидаю, пока сеньора Вимано уйдет, и пробираюсь в подвал Кровавой башни. Тихонько подхожу к двери, шепчу: «Джованни!» Он радостно мычит и подбегает к двери, словно щенок, который увидел хозяйку. Отдаю ему украденную с обеденного стола маритоцци[4], и он жадно запихивает ее в рот, давясь и роняя крошки. По подбородку течет слюна, смешиваясь с остатками взбитых сливок. Я протягиваю руку с носовым платком сквозь решетку, чтобы вытереть ему лицо.

Мой брат. Джованни Вимано.

Сеньора Вимано все же доложила отцу, что я видела безумца. Папа вызвал к себе и долго ругался, но я читала в его глазах растерянность и боль.

Обошлось даже без розги. Он просто велел молчать и держаться от Кровавой башни подальше.

Я молчу, но прихожу сюда почти каждый день.

Не знаю, отчего меня так тянет в подвал. Почему не могу просто забыть бедного сумасшедшего. Должно быть, голос крови. Джованни больше не пугается, не пытается напасть. Он привык к моему виду и голосу и знает, что я всегда приношу с собой что-нибудь вкусное.

Брат ластится, как одичавший пес. Сеньора Вимано плохо ухаживает за сыном – он всегда грязен, вонюч и голоден до ласки.

Я глажу его по голове со смесью жалости и брезгливости, и он тихонько скулит, блаженно прикрыв глаза. У него вши. И, наверное, блохи. Откуда в камере блохи и вши, здесь же нет животных?

Потом я вспоминаю крысу, что встретила на лестнице. Откормленная и наглая, она не сразу убралась с моей дороги.

Снова вглядываюсь в профиль безумца – и опять это пугающее чувство, будто я потеряла, обронила что-то важное.

Воспоминание приходит внезапно. В нем мне совсем мало лет и я с хохотом раскачиваюсь на качелях. Поскрипывает доска, небо то отдаляется, то распахивает объятия. Голубое в бирюзу, ни облачка.

Качели замедляют ход, я подбираюсь и прыгаю. Неудачно. Боль в коленке, реву от обиды. Солнце над головой заслоняет силуэт, голос брата: «Ну ты плакса, Фран». У Риккардо добродушная улыбка, большие глаза и родинка на подбородке, совсем как у меня…

Обрывки слухов и сплетен, Элвин, который слишком долго разглядывал наш детский портрет, отшучиваясь в ответ на мои расспросы, и сам портрет, на котором Риккардо девять, но он кажется старше и серьезнее, – все внезапно складывается в невозможный, но единственно верный ответ.

Мне кажется, я схожу с ума!

Я смотрю на мужчину в камере. На родинку на его подбородке. Он похож на отца. И еще на меня. И на маму.

– Риккардо? – спрашиваю я дрожащим голосом.

Безумец мычит и пускает слюни.

Элвин

Цера изменилась.

Теперь она пахла войной. Отряды наемников на каждом углу: безземельные рыцари Прайдена, пехотинцы с Аларского нагорья, татуированные южане. За солдатами удачи стаей шакалов следовали их вечные спутники – шлюхи, ворье, маркитанты, скупщики награбленного.

Если всю эту свору в ближайшее время не спустить с цепи, она пожрет город. Слишком много заточенного железа и пустых кошельков. Император должен это понимать.

Человеческие войны и горе по-своему отражаются на Изнанке мира. Город хотел крови, и, откликаясь на жадный призыв, из гробниц и темных нор лезла всякая дрянь – мелкая и жадная до полной потери самосохранения. Их голодный вой ощущался костями даже на третьем этаже недешевой гостиницы.