Мадемуазель Шанель - стр. 42
– О Коко, как долго я ждал… – задыхаясь, прошептал Бальсан.
Ой-ой, как больно! Неожиданная боль обожгла меня, я даже задохнулась, а он прижался ко мне теснее и проткнул меня чуть ли не насквозь, и еще, и еще, сквозь сжатые зубы издавая при этом какие-то сдавленные звуки. Казалось, это никогда не закончится, но вдруг раз! – и все, я даже не ожидала. Он закричал, торопливо вытащил член, и из него мне на живот брызнула теплая и липкая жидкость. Я заглянула под простыню, увидела сперму, пятна крови на простыне и у меня между бедер и испуганно заглянула ему в глаза.
– Почему ты ничего не сказала? – спросил он, но в тоне его прозвучал не упрек, а лишь некоторое удивление. – Знал бы, не был бы так настойчив.
Я пожала плечами:
– Когда-то это должно было случиться. Я рада, что это сделал ты.
Он поцеловал меня и лег рядом, потянулся было к брюкам, но передумал, взял свой серебряный портсигар. Прикурил две сигареты, одну протянул мне. Мы лежали бок о бок, не касаясь друг друга, и молча курили.
– Ну ладно, – наконец сказал он. – Все было просто чудесно. Доброй ночи, Коко. Спасибо тебе.
Мне удалось выдавить из себя слабую улыбку. Он быстро оделся и вышел из комнаты. Марго пробежалась по нитям паутины к одной из своих спеленатых жертв и с упоением принялась терзать ее.
Да, ощущения, конечно, любопытные, но повторять их что-то не очень хочется… Но если такова была необходимая цена, я могла и потерпеть.
12
Приехали друзья Бальсана, нарушив безмятежное однообразие нашей жизни. В постель ко мне Бальсан залезал еще всего лишь два раза. Ничего особенного я так и не ощутила, но он, похоже, этого не заметил. Всякий раз после соития он выкуривал со мной сигарету, а потом уходил. Такая предупредительность была мне приятна, можно было спокойно принять ванну и смыть с себя запах одеколона и той дряни, которую он выплескивал мне на живот. После ванны я обычно читала или занималась очередной шляпкой и старалась не думать о том, что со мной явно что-то не так, поскольку я не получаю никакого удовольствия от акта, который ему приносит явное наслаждение. Но я не могла не думать о том, что неужели всякая пара, как и мы, исполняет тот же самый ритуал с бесстрастной правильностью и аккуратностью. Как ни была я неопытна в таких делах, но все же сомневалась в этом. Мне казалось, люди вроде Адриенны с Нексоном не стали бы подвергать себя таким испытаниям только для того, чтобы пожениться, а потом всю жизнь получать столь жалкое вознаграждение.
Прибытие незнакомых людей усилило мое смятение. Услышав шум внизу и различив среди множества голосов женский голос, я бросилась к шкафу и пробежалась руками по отделанным оборками, тесьмой и кружевам платьям, которые мне накупил Бальсан и в которых совершенно терялась моя индивидуальность. Я предполагала, что эта женщина внизу, кто бы она ни была, наверняка затмит меня, поскольку все эти платья превращали меня в кого угодно, только не в того человека, которым я была на самом деле. Тогда я плюнула на все и решительно надела ансамбль, который сшила сама.
Как-то раз от нечего делать я взяла две вещицы из гардероба Бальсана и составила смелый ансамбль. Ушила в талии его старую вечернюю рубашку, добавила круглый воротничок и обтянутые тканью пуговицы. К рубашке я подобрала облегающую светло-коричневую юбку, купленную во время одной из поездок в Компьень за новым запасом шляпок, подпоясала мешковатый бежевый пуловер, также принадлежавший Бальсану, но севший в результате неправильной стирки, и надела туфли на низком каблуке кремового цвета.