Madame. История одинокой мадам - стр. 3
– Разве тебе не доставит удовольствия навестить лучшую подругу? – примирительно спрашивает Женя, с облегчением вздыхая, отметив, что Мадам поставила пустой стаканчик на стол.
– Конечно, – говорю я ему почти радостно.
Милый, милый муж. Он только и делает, что думает о том, как бы доставить своей жене удовольствие. Ну нет у него в жизни другого занятия…
Мы трясемся по ухабам Кондратьевского проспекта. Кларисса живет у птичьего рынка в малюсенькой двухкомнатной квартирке, которую делит с умопомрачительной старушенцией. Добрую часть ее жизни занимают распри с соседкой по поводу совместного ведения коммунального хозяйства. Я знаю, первые слова Клариссы и на этот раз будут непременно о ней. Бабулька же, надо сказать, потрясающая стерва. И как только она умудрилась дожить до семидесяти лет с таким характером, когда каждое произнесенное ею слово вызывает у всех желание стукнуть ее как следует по голове. У всех, только не у Мадам. Ее старушенция обожает как родную дочь и часто, когда Клариссы не оказывается дома (а так случается почти всегда, если она зовет кого-нибудь в гости), бабулька зазывает Мадам к себе и, словно фильм ужасов, пересказывает интимные подробности бытовой жизни Клариссы. Мадам больше любит слушать старуху. Потому что бабулька вещает весело, совсем как радио, тогда как Кларисса начисто лишена чувства юмора.
Я посылаю мужу воздушный поцелуй, а он все не уезжает, надеясь убедиться, что я действительно войду в зловонный подъезд Клариссы, а не сверну в проходной дворик под арку и не удеру к другим своим лучшим подружкам поднимать настроение, которое он мне так беспощадно испортил. В подъезде, зажимая нос итальянским батистовым платочком, чтобы не задохнуться от зловония, я вынимаю из сумочки телефон и, косясь в окошко на лестничной клетке (ведь стоит до сих пор, пялится из машины!), набираю номер Алки и задушенно шепчу:
– Забери меня.
– Откуда?
Алка как всегда лаконична и понимает с полуслова. Говорит тоже задушенно, значит, недавно проснулась: работа у нее нервная и по большей части – ночная.
– От Клариссы.
– Через пару минут, держись, – обещает Алка, и я уже слышу шелест шелкового халата и чавканье меховых тапочек.
Конечно, она еще выпьет чашечку кофе и пара минут обернутся тремя четвертями часа, но она обязательно приедет, потому что терпеть не может Клариссу и возмущается ее притязаниями на мою душу.
Вздохнув, я сунула телефон обратно в сумку и уронила платок на ступеньки. Хороший был платочек, последний в упаковке. Но не поднимать же… «Прощай, платочек, – говорю я ему. – Мадам будет вспоминать тебя время от времени…»
В этот момент дверь Клариссы открывается и она обдает меня сиянием своих сиреневатых глаз.
– Здравствуй, Леночка.
Мадам терпеть не может, когда ее зовут по имени. Я подставляю щеку Клариссе, мысленно подгоняя Алку – ее кофеварку и потрепанный джип.
– Я так рада тебя видеть…
Мы не виделись пару месяцев. Но что такое пара месяцев для Клариссы, у которой ничего никогда не меняется? Та же неуютная комната, где вместо обоев по стенам стеллажи с пропылившимися книгами; та же репродукция на двери – Леда и божественный лебедь в момент совокупления; та же узкая кровать в углу, на которой при всем желании, кроме Клариссы, никто бы больше не уместился – не то что мужчина, даже карлик; тот же столик… Стоп! Мадам уже не помнит, когда в последний раз видела этот столик. Обычно он завален журналами, книгами и стихами Клариссы так, что скорее похож на груду макулатуры. Но сегодня столик пуст, почти чист и накрыт к чаю. Похоже, лучшая подруга действительно ждала Мадам: не ушла по рассеянности в библиотеку, позабыв о своем приглашении, не спустилась поболтать к соседке этажом ниже. Мысль о заговоре Клариссы с любимым мужем посетила меня в тот самый миг, когда я увидела столик, а укрепиться в этом подозрении помогла сама Кларисса – вид у нее был виноватый, но решительный.