Лживые легенды - стр. 24
– А часы? Часы почему стоят, Егор? – возмутилась она. – Время уважать надо.
Уютную тишину дремлющего зала нарушил короткий хрип – старушка потянула витую цепочку под ходиками, и тяжёлая гиря, похожая на еловую шишку, поползла вверх. Потом она тронула пальцами минутную стрелку на незастеклённом циферблате и повела её по кругу.
– Вот так правильно, – со значением произнесла она.
Когда та самая стрелка указала без десяти четыре, женщина легонько толкнула облупившийся кругляш маятника, и часы принялись отсчитывать мгновения уходящей ночи.
– Молчишь, – вздохнула женщина, развернувшись всем корпусом к
собеседнику. – Снова ты молчишь, Егор. Они, как и раньше, приходят и говорят с тобой, а ты им ни слова.
Егор задиристо прищурился.
– Первый раз помнишь, когда пришли? – бесстрастно продолжила она. – Я вот помню. Тебе двенадцать было. Как сейчас вижу тот самый
день, когда ты ко мне приехал. Вернее, тебя родители привезли. Ты не спал совсем. Кричал, в истерике бился, словно полоумный. Так ведь?
– Угу, – буркнул он, всё же сев в постели, но из-под одеяла не выбрался. – Так.
Егор понуро смотрел в незашторенное окно у кровати посапывающей Яны. Он не хотел вспоминать ту тяжёлую ночь, когда впервые увидел в дверях своей комнаты женщину с тёмными провалами вместо глаз, носа и рта в разодранном в лохмотья чёрном платье в пол. Странно болтаясь на месте, словно в транс входила, она тянула к нему искалеченные в локтях тощие руки и всё молила о возможности рассказать о личной беде. А когда перепуганный до смерти мальчишка так и не смог выдавить из себя ни единого звука в ответ, разразилась такими страшными проклятиями, что с ним случился истерический припадок. Родители бросились на помощь, и, как смогли, помогли сыну прийти в себя, отпоив успокоительным.
Но на этом жуть для него не закончилась. Она росла и крепла с каждой новой ночью и новым гостем «оттуда» до того самого дня, пока однажды Егор не пришёл в себя в этом самом доме. Он, ссутулившись, монотонно раскачивался на крепкой табуретке напротив огромного зеркала на стене, а из отражения на него смотрел не только он сам, но и погрязшие в дымке чудовищные тени. Незнакомая ему бабушка с весьма строгим выражением лица что-то бубнила над ним и водила ладонью над его макушкой. А фигуры, что топтались по ту сторону зеркала, словно нехотя исчезали одна за другой, когда она вонзала рукой Егора очередную иголку в пухлую подушечку, лежавшую на его коленях.
В комнате они находились вдвоём. Родители ждали на улице и не входили в дом вовсе. И когда последний из созданий, что затаился в зеркале, растворился вместе с сизым туманом, женщина забрала подушку с иголками из рук Егора и умыла его холодной водой. После чего строго-настрого запретила рассказывать о том, что он видит сверхъестественного, о тех, кто смотрел на него из отражения сейчас, о том, что с ним делала она сама. Сказала, что это ему такой непростой родовой дар достался по мужской линии от её отца. Что бояться блуждающих душ нет смысла – они безобидны, хоть иногда встречаются страшные обличьем. Что видеть он их будет всю жизнь, и следует свыкнуться с этим и научиться с ними ладить. Родителям она тогда что-то про порчу долго объясняла. И убеждала, что подобных истерик с их сыном больше никогда не повторится. Егор же с тех пор так боялся, что тайна его будет раскрыта, и отправят его в сумасшедший дом, что долго даже и подумать не мог хоть с кем-то поговорить об этом.