Людоеды - стр. 3
– Оба вы нарядные! – Петренко, перестав копаться в бумагах, сдвинул очки на лоб. – А я вот подкачал. Выходной костюм никак их чистки не забрать – ни мне, ни жене. Да, в общем-то, мне уже и не по возрасту щеголять.
– Сорок два года – не возраст, – возразил Турчин. Он сел в другое кресло, напротив Грачёва. – Что случилось-то, Геннадий Иванович?
– Сейчас потерпевшие нам сами всё расскажут, – загадочно сказал подполковник, переглядываясь с Грачёвым. – Александр Никитич, тебе придётся заняться этой проблемой. Разумеется, вместе с Всеволодом Михалычем. Наверное, и Андрей Озирский подключится, если найдёт «окошко». Насчёт него никогда нельзя решать заранее, но рассказать стоит.
– Хоть я и не знаю пока сути дела, но уже отвечаю «есть!».
Турчин тоже расстегнул пиджак. В кабинете было жарко из-за раскалённого электрокамина. Вечно мёрзнущий Петренко доводил температуру в помещении почти до уровня бани.
– Так я приглашаю гражданку Муравьёву? – спросил Всеволод, стремительно вскакивая на ноги.
– Конечно! Она уже устала ждать, наверное, – сочувственно сказал Петренко и пояснил Турчину: – Женщину направили из Красногвардейского района. Там даже сразу и не сообразили, куда нужно обращаться. Сначала известили уголовный розыск. А потом уже наверху решили, что нужно подключиться нам.
Грачёв вернулся, поддерживая под локоть женщину лет сорока пяти, в колонковой жакетке и шапке из чернобурки. Турчин без труда определил, что потерпевшая близка к истерике или еле сдерживает слёзы. Не в меру раскрашенные веки дрожали, и под жёсткими от краски ресницами были видны белки. Малиновые, яркие губы большого рта тоже шевелились, тряслись, будто бы дама беззвучно разговаривала сама с собой.
– Садитесь, пожалуйста! – Ничего не понимающий Турчин придвинул ей стул, налил в стакан воды. – Постарайтесь взять себя в руки. На вас лица нет…
– Вас зовут Новелла Ростиславовна? – мягко, участливо спросил Петренко, мельком заглянув в бумаги.
Муравьёва подобрала под стул ноги в белых сапогах на толстых, словно слепленных из воска подошвах. Она несколько раз кивнула, пытаясь проглотить холодную кипячёную воду. Несмотря на меха, Новелла Ростиславовна тряслась, как в лихорадке, и даже не расстегнула жакет.
– Подполковник Петренко, майор Грачёв, капитан Турчин, – сказал Геннадий Иванович. – Мы представляем отдел борьбы с организованной преступностью.
– Да-да, я знаю! Мне говорили в милиции, – давясь от слёз, подтвердила Муравьёва.
– Постарайтесь успокоиться и рассказать, что с вами случилось, – журчащим голосом попросил Петренко. – Ничего не бойтесь и не стыдитесь. Новелла Ростиславовна, почему вы так расстроены?
Муравьёва наконец-то расстегнула жакет, и по кабинету поплыл запах приторно-сладких духов.
– Я… Я, понимаете… Как бы это сказать? Короче, людоедкой стала!
И Муравьёва разрыдалась. Слёзы фонтанчиками брызнули из её глаз и тёплыми каплями покатились по щекам.
Петренко и Грачёв, видимо, уже про это знали, но Турчин аж подскочил в кресле. Сердце заколотилось, и противный болезненный жар разлился по телу. Ничего себе, дельце! Дама, конечно, уже не молодая, но с претензиями, модно и дорого одетая. Сразу видно, что с высшим образованием – и привет! Как это её угораздило, интересно?
Муравьёва сжимала в пальцах мокрый, испачканный в губной помаде платочек. Жемчужина в её кольце тоже походила на упавшую слезу.