Люди и нелюди - стр. 58

На этот раз наказывать Гусева не стали. Он просто угодил в резерв. С ощущением жуткой вины, дикой растерянности, полной беспомощности. И уверенности, что все в Центральном смотрят на него косо. Ни понять не могут случившегося, ни простить.

Наверное, так оно и было на самом деле. Но теперь его вроде бы простили. Кажется, приняли обратно в семью.

И уж с нынешнего своего ведомого он пылинки будет сдувать.

Страна ужаснулась, но популярность Влада, как это ни парадоксально, росла, уже приобретая характер массового психоза. Такое положение дел – сочетание любви и страха – как нельзя лучше соответствовало его планам.

Трое молодых людей, пытавшихся удрать от Валюшка, молчали на предварительном допросе как партизаны. Хотя нелепая попытка бежать выдала их с головой: честный и психически нормальный человек не кидается на сотрудника АСБ. Агентство вообще редко задерживало невиновных, а уж тем более – надолго. Один укольчик – и сразу ясно, есть у тебя скелет в шкафу или придется извиняться да еще приплачивать за беспокойство. С тех пор как страховщики стали вносить в полисы графу «моральный ущерб от ошибочного задержания», трудовой народ перестал бояться Агентства напрочь – лишь бы спать не мешало. Да и АСБ, в свою очередь, старалось быть как можно незаметнее. Период громогласной борьбы с теми, «кто мешает нам жить», давно миновал.

Молодчикам вкололи какой-то адской смеси, развязывающей языки. И вскоре эмиссары екатеринбургской братвы, заглянувшие в Первопрестольную на разведку, уехали домой, на Урал, только уже не срубать бабки, а рубать породу. Валюшку хотели поставить на вид за халатное отношение к службе, выразившееся в подвергании себя неоправданному риску, но для первого раза простили.

Шеф Центрального ходил мрачнее тучи. Во-первых, начали оправдываться мрачные предположения, что в столицу потихоньку стягивается уцелевший криминал. Во-вторых, радужные мечты о скором приходе молодого пополнения развеяло категорическое заявление головного офиса: еще пару-тройку стажеров Центральное получит, но не больше. Поскольку Гусев, не удержавшись, рассказал шефу, сколько народу обучалось на потоке Валюшка, начальник отделения принялся размышлять, куда же делась такая прорва выбраковщиков. И, судя по всему, пришел к неутешительным выводам. Отчего сделался злобен и неприветлив.

Сам Гусев решил пока не пороть горячку и ждать развития событий. Тем более что в воздухе запахло осенью, и он, любивший это время года, так и рвался на маршрут. Москва в холодном золоте листвы была особенно прекрасна, и большего удовольствия, чем ходить по ней пешком, трудно представить. Свежий воздух улиц, спокойные лица прохожих, звучащие повсюду детские голоса, по которым Гусев за лето тоже соскучился… И неповторимое ощущение комфорта, душевного и физического, которое навевал один из самых безопасных и чистых городов планеты.

Пожалуй, ради этого стоило работать в выбраковке.

Следующая неделя выдалась спокойной – ничего похожего на события первого бурного рабочего дня уполномоченного Валюшка. Они с Гусевым шлялись по центру города, неприкаянные и даже поначалу счастливые тем, что вокруг тихо и мирно. Особенно радовался Гусев. Но вскоре Валюшок заметил в ведущем некое внутреннее напряжение и вспомнил его фразу о том, что выбраковщик может со скуки начать искать неприятностей. Гусеву пора было совершать очередной героический поступок. Пока что они всего-навсего отыскали заблудившегося в собственном дворе младенца, сняли с дерева застрявшего вниз головой кота и помогли симпатичной девушке завести машину. Гусев каждый раз говорил, что вот такие добрые небольшие дела и есть истинное призвание того, кто поклялся «защищать и служить». Но глаза у него становились все злее с каждым днем. Особенно он расстроился, когда выяснилось, что буквально в двух шагах от его маршрута случился грандиозный пьяный мордобой, но драчунов растащили и оприходовали менты.