Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции - стр. 27
Игуменья монастыря Мариам (Микеладзе) – представительница древнего княжеского рода, и в ее крови, видимо, есть некое врожденное знание о том, как совмещать красоту с простотой, равно как и уют с аскезой. Матушка вполне уверена в том, что делает, она основательна, и видно, что бремя правления ее не слишком тяготит. Игуменья
Мариам переводит на грузинский язык для сестер наиболее значимые современные русские духовные книги, в том числе и некоторые книги нашего издательства. Перед отъездом домой я еще раз посетил этот удивительный монастырь, побывал на литургии, причастился. Это было естественным продолжением нашей беседы, общение вышло более насыщенным, чем просто интервью или даже интересный рассказ о жизни. Многие слова игуменьи прозвучали ответами на мои внутренние вопросы. Ничего удивительного-монастырь Преображения. Гора. «Хорошо нам здесь быти…»
Третьего пути нет
Я родилась в 1964 году. Помню, в детстве каждый вечер в программе «Время» появлялся Брежнев – ничего не менялось, и казалось, что так будет всю жизнь. А когда я пошла в школу, нам так много рассказывали о Ленине, что можно было подумать, будто это он создал грузинскую письменность и вообще все хорошее, что есть на этом свете.
Отец мой не был партийным, а дедушка, которого я особенно любила, в партии состоял – он был хорошим специалистом, занимал большую должность председателя Комитета по науке и технике, и членство в партии было для него необходимым условием.
Детство помнится мне как хорошее и светлое, обстановка в семье была мирной и доброжелательной, но все же мы жили двойными стандартами: в четвертом классе я носила пионерский галстук, потому что так было нужно, при этом я не верила в идеи коммунизма и, как только уроки заканчивались, сразу же его снимала. Всю фальшь этой ситуации я осознала, когда однажды получила строгое предупреждение за такой поступок. А когда я была в «Артеке», это чувство во мне усугубилось.
В моей семье о вере не говорили, при этом по-своему верила я всегда. Когда становилось страшно, я вспоминала о Боге и просила Его о помощи. А в четырнадцать лет я очень захотела принять крещение. Мы крестились вместе с сестрой, при этом мама моя тогда была еще некрещеной. Помню свою радость в связи с появлением собственного крестика. При этом я не знала, что крестик не снимают, надевала его на шею в сложные и ответственные моменты, и во мне воцарялась глубокая уверенность, что теперь все со мной будет хорошо.
Тбилисская улочка
Я взрослела, и в свое время на меня произвели сильнейшее впечатление две вещи. Сначала диалоги Иешуа с Понтием Пилатом в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Тогда это было настоящим откровением, в котором не виделось ничего спорного. Значительно позже, когда я воцерковилась, решила перечитать эту книгу и не смогла, потому что не нашла в ней ничего близкого моему духовному состоянию. Но я все же благодарна Булгакову за то, что диалоги Иешуа с Пилатом в каком-то смысле сориентировали меня и направили к Евангелию.
Следующим впечатлением была песня Боба Дилана «Gotta serve somebody». Слова там приблизительно такие: ты можешь быть кем угодно, банкиром или дворником, но при этом ты будешь служить или Богу, или дьяволу, а третьего пути нет. Эта песня врезалась в мою жизнь, поставив вопрос: а я-то кому служу? Прекрасно помню и комнату, и обстановку, в которой звучала эта песня. Но жизнь моя тогда еще не изменилась, зерно было брошено, и требовалось время для его произрастания.