Люди «А». Второе издание - стр. 29

Она не слишком волновалась. Какие опасности могут быть в мирное время? Взрослые мальчики тоже любят играть в войнушку – что в этом плохого? Гена приносил фотки с тренировок: он и сослуживцы в лесу, с голыми торсами и автоматами. Иногда ребята с работы заезжали к ним на обед. Лена в шутку называла их «отряд Марио»: они были похожи на персонажа компьютерной игры, шустрого и в синем комбинезоне. «Копейка», на которой они перемещались, с свистом подлетала к подъезду и из неё как горох высыпали люди – иногда человек шесть. Лена всё никак не могла понять, как это они в неё умещаются…

Наконец раздался звонок. Лена порхнула к двери, открыла мужу, и они пошли собирать ребёнка на прогулку.

Самое страшное из всего, что приходилось выносить «альфовцу» в советское время – это лгать родным и близким.

Лгать постоянно, лгать откровенно. Лгать, видя слёзы на глазах любимых женщин и слыша их крик:

– Почему ты мне врёшь?!

Вплоть до начала девяностых раскрывать место работы и боевых командировок категорически запрещалось. Всем, включая домашних – родителей и жён. Они не имели права ничего знать. Таких правил не было ни в одном спецподразделении мира. Но параноидальная советская секретность этого требовала. Тогда секретили всё, что только можно засекретить – даже карты местности выпускались фальшивые. И это при том, что стратегический противник настоящими картами СССР обладал. Информацию прятали от своих же. В секретности видели средство от нелояльности. Распространилась поговорка: «Меньше знаешь – лучше спишь».

Поговорка была неправильной. По крайней мере, по отношению к сотрудникам подразделения и их семьям. Чем меньше знали близкие, тем хуже они спали.

Когда Группа только создавалась, ещё можно было как-то скрывать правду. Говорить, что задержался на работе, отмечал день рождения с коллегами и так далее. Потом начались стажировки. Жёнам говорили, что отправляются на партийный семинар в Ярославскую область. Писать домой было нельзя. Звонить – в принципе, можно, на самом деле нет.

«Партийные семинары» проходили в Керках, маленьком пыльном среднеазиатском городке советской Туркмении. Там дислоцировался 47-й Краснознамённый Керкинский погранотряд Среднеазиатского пограничного округа. Там нас тренировали перед командировками в Афган. Телефон был только в штабе, подходить к нему погранцы не давали: а вдруг будет звонить высокое начальство? Бойцы в конфликты не вступали. Конфликтовать и что-то требовать не было ни времени, ни сил. Возвращались с боевых учений на базу никакие: мылись, отдыхали, приходили в себя – и снова на занятия.

А жёны ждали. Телефон становился центром их маленькой вселенной. Аппараты были тогда только стационарные, поэтому приходилось управляться с проводом и ставить телефон в самое удобное место, чтобы можно было быстро добежать до него, когда он зазвонит. А пока он не зазвонил, чтобы можно было гневно сверлить этот чёртов аппарат взглядом. Дни складывались в месяцы, а мужья всё не звонили и не звонили.

Возвращались из Афгана загорелые дочерна. Привозили болезни, которые жёны воспринимали как венерические. Жаркий южный климат очень благоприятен для разгула антисанитарии и «пиршества» всяких паразитов. Не случайно в некоторых странах Средней Азии в ту пору детская смертность (до года) иногда достигала половины от числа новорождённых.