Люцифер - стр. 4
Илиас… Даже имя этого бывшего инкуба вызывало приступы ярости. Он, укравший его солнце, оставивший лишь бесконечную ночь.
Однако дьявол и его любил и уважал, поэтому сразу подавливал ярость и успокаивал себя тем, что и тот – верный бывший инкуб, ставший воинственным демоном, благодаря истинной любви к Лике, заслужил это золотое счастье. Золото её волос, золото безумной страсти с ней.
Люцифер вышел на балкон, и горячий ветер адских глубин обвил его тело, будто призрачные объятия. Внизу, в бездонной пропасти, клубились души грешников, их стоны доносились до его ушей, как заунывная мелодия проклятия. Именно по этой причине окна замка всегда были завешаны тёмными портьерами. Ещё одна мука ада, стоило их открыть и в окнах виднелись души мучеников, лица, искажённые болью, кричащие рты и вывалившиеся языки от жажды.
Пусть замок станет моей тюрьмой – прорычал он, обращаясь к тьме. – Пусть мои страдания станут вечным гимном утраченной любви.
В его тёмных глазах вспыхнул огонь, отблескивающий в стеклянных стенах. Владыка был готов к новому акту своей драмы, к новой битве с самим собой. Ведь даже в самом тёмном сердце ада всегда остаётся место для искры надежды, для слабого лучика веры в то, что однажды он снова сможет коснуться её руки, вдохнуть аромат волос, ощутить жар зовущих губ. И тогда, возможно, сможет простить себя за то, что отпустил. За то, что позволил ей стать счастливой.
– Нет! Я никогда более не позволю себе тронуть её! Лика – чужая женщина, верная жена. Чистая как слеза. Я… хочу вновь испытать это чувство с редкой «невинной птичкой». С этой девушкой, что показало моё зеркало. Невинная, прекрасная, темноволосая ангелица. Человечешка. Захочет ли она отдать свою душу мне и прийти в ад? Надо направить её на путь самоубийства, а тут вытяну душу из топки и… нас будет ждать страсть безумия, а может… даже и Любовь.
Разум лихорадило. Мысли, будто стая бешеных адских псов – дарингов, грызлись между собой, разрывая остатки здравого смысла в клочья.
Тут Люцифер узрел в одном из своих адских зеркал, как его даринги поднялись на дыбы, в ожидании «корма», который привезли слуги – бесы, едва успев отскочить от тележки.
Багровый закат сочился сквозь мрак адского простора, будто кровь из вспоротой глотки. Даринги дьявола, адские псы, выползали из загона, глаза зверей – два уголька преисподней, отражали агонию умирающего дня. Они чуяли смрад разложения, гнилостный дух отчаяния, которым были пропитаны души, погрязшие в грехах, тех, что им привезли на съедение.
Первый вой, низкий и утробный, прорезал тишину, будто лезвие мясника. За ним последовали другие, нарастая в какофонию звериной жажды. Даринги срывались с привязи тьмы, когти как кинжалы скреблись по скалистой поверхности, оставляя за собой искры серы. Они чувствовали души, прогнившие до основания, пропитанные ложью и предательством. Грешники, охваченные ужасом, выскочили из тележки и побежали, спотыкаясь и задыхаясь, но тщетно.
– Беги, крыса, беги! – шептал Владыка ада, – от своей тени не убежишь!
Даринги настигли грешников у замка дьявола, чьи стены хранили молчание веков. Один прыжок – и первый грешник повален на землю. Хрип, мольба, но адские псы не знают милосердия. Зубы, острые как обсидиановые клинки, вонзились в плоть.