Любовные драмы русских поэтов - стр. 30
Н. Скатов, сравнивая Пушкина и Дантеса, четко провел грань между ними: «С одной стороны, русский аристократ, за плечами которого шестисотлетнее дворянство, с другой – довольно худородный выскочка, барон второго дня».
Баронство было пожаловано отцу Дантеса Наполеоном за кровавые и воровские дела, в угоду диктатору, во времена революции.
«Дантес, – указывал Скатов, – делает карьеру при последнем ничтожном императоре Франции “маленьком племянничке великого дяди”. В России Дантес “приглянулся” гомосексуалисту барону Геккерну, который, как говорилось официально, усыновил Дантеса (при живом отце), наградив его вторым баронством, но, как знали все на деле, это было второе “замужество”: любовные привычки посланника не были секретом».
Разработали и план – Дантесу, которого женщины, судя по его ориентации, особенно не волновали, поручили разыграть влюбленность в жену Пушкина.
В последние годы много пишут о невиновности Натальи Николаевны, которой, однако же, Марина Цветаева дала уничтожающую характеристику.
Не будем повторять сплетни и перечислять рассказы о встречах Натальи Николаевны с Дантесом, которые порой устраивала ее родная сестра Екатерина, сожительствовавшая с ним до брака. Дело даже не в спорах о том, было или не было близости между Дантесом и женой Пушкина. Скорее всего, даже наверняка, ее и не было. Дело в соотносительном уровне самого Пушкина, русского гения, и семьи его жены.
Короткая, но очень емкая и уничтожающая характеристика дана этой пошловатой интеллигентской семейке Александрой Осиповной Смирновой-Россет: «Натали неохотно читала все, что он (Пушкин) пишет, семья ее так мало способна ценить Пушкина, что несколько более довольна с тех пор, как Государь сделал его историографом Империи и в особенности камер-юнкером.
Они воображают, что это дало ему положение. Этот взгляд на вещи заставляет Искру (так Александра Осиповна называла Пушкина. – Н.Ш.) скрежетать зубами и в то же время забавляет его. Ему говорили в семье жены: “Наконец-то вы, как все! У вас есть официальное положение, впоследствии вы будете камергером, так как Государь к вам благоволит”».
Секрет успеха врагов Пушкина заключался в том, что они смогли опереться на подобную им серость в окружении Пушкина. Именно серость – иначе не назовешь.
Не нам судить Наталию Николаевну, супругу Пушкина. И все же… Как она могла – нет, речь не об измене, измена не доказана – как она могла вообще не только разговаривать, а просто смотреть в сторону полного ничтожества Дантеса. Вот когда вспоминаются слова Льва Толстого: «Многие русские писатели чувствовали бы себя лучше, если бы у них были такие жены, как у Достоевского». О, если бы женщина, подобная Анне Григорьевне Сниткиной, была рядом с Пушкиным… Но об этом многим, очень многим писателям приходилось, да, наверное, приходится ныне только мечтать.
Император, которого десятилетиями клеймили в нашей литературе, на самом деле был неизмеримо, несопоставимо выше всех, кто окружал Пушкина. Именно Николай Павлович по достоинству оценил Русского гения, сумел возвести на высоту необыкновенную, но вовсе не по чинам. Государь более других понимал, что не существует такого чина, который бы соответствовал величию национального Русского поэта.
А семья жены радовалась не блистательным произведениям Пушкина, а придворному чину – чину, который мог получить и стяжатель, и обманщик, и любой червяк из великосветской черни.