Любовные драмы русских писателей - стр. 33
Что ж делает наш умный человек?
Он берет первое романическое происшествие, пришедшее ему в голову, и все свои мысли и наблюдения вклеивает, как заплатки, в свое произведение; навязывает свои мысли лицам, выведенным на сцену; кстати и некстати рассказывает анекдоты, ему известные. Все это может быть очень любопытно; но мы не думаем, чтобы таким способом можно было написать хороший роман, и в этом сошлемся на самих сочинителей: многие из них откровенно признаются, что пишут роман для того только, чтобы описать такую-то страну, такой-то век; немногие имеют притязание собственно на авторство!
Цель ваша прекрасна, даже до некоторой степени полезна, особенно для вас: ибо заставляет вас отдавать себе отчет в своих мыслях; но таким образом нельзя произвести живого органического произведения, каким должен быть роман: ибо для романа нужно – знаете ли что? – нужно немножко поэзии».
Так, давайте окинем критическим взором когорту наших лучших романистов. Насколько они близки к поэзии? Да и посмотрим, что же требует от них автор?
«С.Ф» уверен: «Романисту-поэту предмет романа является неожиданно, сомнамбулически; он преследует его, мучит его, как живой человек; когда поэт пишет – он пишет, забывая о самом себе, он живет в лицах, им созданных, самые его собственные мысли, незаметно для него самого, сливаются с лицами, им выводимыми на сцену».
И требует ответа на вопрос: «Так ли вы писали? Вспомните хорошенько: вы садились за тетрадь в свободное от дел время, вы искали не слов для своего лица, но лиц для ваших слов; для того, чтоб поместить хорошую (отдельно) мысль, вы выдумывали происшествие; вы хоть насильно, но заставляли вашего героя высказывать то, что вам хотелось, хотя бы он по законам искусства и не должен был говорить о том; ваш герой – ваш раб: вы не уважаете его характера, вы уважаете лишь свои собственные опыты, свои наблюдения.
От этого что происходит?
Живое действует живым образом: самые отвлеченные мысли – когда они срослись с созданным лицом, когда составляют его собственность – интересуют всякого читателя и производят сильное действие, и вот вам пример: в Дон Кихоте вы найдете глубокие, даже отвлеченные мысли, которые, если бы отделить от этого лица, были бы сухи и недоступны для большей части читателей; но эти мысли естественно принадлежат лицам, выведенным на сцену: оттого эти мысли, даже апофегмы, не скучны, но понятны всякому, проходят в душу и производят свое впечатление.
Но с романами, о которых мы говорим, происходит совсем другое.
Знаете ли, как большая часть читателей читает ваши романы?
Они перескакивают через самые ваши дорогие мысли, опыты и наблюдения и ищут в вашем романе именно того, что вам казалось второстепенным, т.е. романа.
Не говорите, что ваши лица не суть произведения фантазии, что они должны быть истинны, ибо списаны вами с природы со всею точностью: тем хуже!
Ваши описания верны и прекрасны, как могут быть верны и прекрасны хорошо нарисованные котлеты и другие съестные припасы фламандской школы!»
То есть поэзии нет – нет и романа. Имеется в виду не только поэзия слова, поэзия изображения, но и поэзия образов… А потому и совет дан:
«Пишите просто собственные записки, не гоняясь за фантазиею и не называя их романом: тогда ваша книга будет иметь интерес всякой летописи, и произойдет еще та выгода, что вас будут читать люди не с намерением читать роман: ибо такое расположение духа в читателе гибельно для всего того, что вы почитаете лучшим в своем сочинении.