Любовники в заснеженном саду - стр. 12
– Вот в эту дверь, молодой человек…
За дверью, на которую указала секретарша, Никиту поджидал Корабельникоff. И новая жизнь.
То есть жизнь, как таковая, осталась прежней – стылой и под завязку набитой прошлым. И – Ингой. Но в ней появилась странная должность личного шофера – личного шофера Оки Корабельникоffа. Корабельникоff сунул ее Никите под нос, как только поздоровался с ним.
– Водилой ко мне пойдешь? – спросило первое лицо под аккомпанемент стрекочущего факса, не отрываясь от сотового телефона и горы каких-то бумаг.
– Пойду.
– Деньги, конечно, не такие большие… Но ведь тебя не деньги интересуют, как я понимаю?
– Деньги меня не интересуют.
Корабельникоff раздвинул паучьи жвалы в подобии улыбки: очевидно, вспомнил о пачке долларов в борсетке.
– Вот и ладно. Можешь оформляться. Нонна Багратионовна все тебе объяснит.
– Нонна Багратионовна?
– Моя секретарша. Думаю, много времени это не займет. Через час приступишь. Через час пятнадцать машина должна быть у подъезда, – и Корабельникоff кивнул головой, давая понять, что аудиенция закончена.
…Через час Никита получил ключи от представительского «Мерседеса» с бронированными стеклами, а еще через месяц – от апартаментов на Пятнадцатой линии и от загородного дома во Всеволожске, такого же, в общем, пустого, как и городская квартира. Ко всем трем связкам ключей имелось приложение в виде субботней ночи с водкой и огурцами, тренажерного зала в четверг и боксерского спарринга во вторник. Еще тогда, в их первую встречу, Никита проговорился Корабельникоffу о первом разряде по боксу.
Их субботние ночи нельзя было назвать попойками. Конфиденциальным мужским попойкам обычно сопутствует бесконечный и однообразно-утомительный разговор о жизни и о том, что эту жизнь украшает, – бабы, карьера, деньги, собственная реализованность. Ничего такого в корабельникоffской водке с огурцами не таилось. Ни единого слова, кроме коротких междометий. Никаких прорывов – ни в прошлое, ни в настоящее. Молчание, молчание, молчание. Очевидно, январских Никитиных откровений Корабельникоffу хватило с головой. За несколько часов он сумел прочитать Никиту как книгу – до последней страницы, на которой указан тираж. Но почему-то не отбросил ее, не сунул на полку, не всучил в качестве подарка кому-нибудь, а оставил при себе.
Странно, но Никита оказался тем немногим, что Корабельникоff оставил при себе. В жизни главы компании вообще было мало личного: бесконечная работа, бесконечные поездки, масса деловых контактов, иногда (не чаще раза в месяц) – казино. В казино Корабельникоff не особенно рисковал, и максимум, что мог себе позволить, – так это проигрыш в двести долларов. Впрочем, он и проигрывал-то редко, и ставки делал без всякого азарта. Зачем ходить в таком случае в казино – Никита не понимал. Зато было понятно другое – посещение дорогих ресторанов; но даже это Корабельникоff делал через губу – рестораны были частью работы, местом, куда можно привести людей, в которых ты заинтересован. Любимого кабака у него тоже не было. Скоро, очень скоро, Никита понял, что Корабельникоffа вообще мало что интересует – даже собственное процветающее производство. Что весь этот каторжный, полуинтеллектуальный-полуфизический труд, от которого мозги вздуваются от напряжения, как вены на шее, весь этот труд – только способ занять себя. Двадцать четыре часа в сутки думать лишь о том, чтобы занять себя… Тут и свихнуться недолго. Но ты не свихнешься, иногда думал Никита, исподтишка рассматривая чеканный профиль хозяина. На фоне бронированных стекол он выглядел внушительно – ни дать ни взять гангстер из нежнейших черно-белых «Ангелов с грязными лицами»… Но никаких других гангстерских атрибутов, кроме профиля и бронированного стекла на «мерсе», у Корабельникоffа не было. И телохранителей тоже не было.