Любовница бури - стр. 5
– Я познакомился с отличными ребятами, – говорил Фалих и Поль почувствовала едкий укол ревности, – я хотел бы представить тебя им… Этот парень, Паскаль, он такой общительный, хочет стать писателем. Рассказывал, что встречался с Генри Миллером и даже показывал свои наброски самой Гертруде Стайн… и ей понравилось…
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – тихо и обиженно вздохнула Поль. Тогда сияющие темные глаза Фалиха погасли, он разволновался и схватил девушку за руку. В те времена она еще не избегала тактильных контактов, а с лучшим другом они и вовсе привыкли постоянно притрагиваться друг к другу. Это было чем-то вроде привычки. – Я же не такая образованная, как ты, – добавила девушка совсем мрачно.
– Ну что ты! – воскликнул Фалих, – прости… я не хотел, чтобы ты себя так чувствовала. Ты самый важный для меня человек.
Между ними не было ничего, даже отдаленно напоминавшего любовь. Они скорее были названными братом и сестрой, хотя Поль догадывалась, что в одно время парень испытывал к ней романтические чувства, со временем поменявшие свое направление и ставшие крепкой привязанностью. Они были семьей. Тогда.
– Ты тоже, – прошептала Поль и снова проснулась вся в слезах. Она чуть не вскрикнула, потому что в комнате уже было светло, а над ней склонился Рудольф, уже одетый и нацепивший свои смешные круглые очки. Девушка отползла подальше от него на кровати и забилась в угол.
– Милая, ты в порядке? – взволнованно спросил он. Поль вытерла слезы тыльной стороной ладони и села, кутаясь в одеяло от легкого утреннего холодка.
– Да, – сказала она, – просто грустный сон.
Весь день они гуляли по городу, наслаждаясь теплым весенним днем. Впрочем, по сравнению с Люцерном, здесь скорее царило лето, настолько высокой была температура, не смотря на то, что был только апрель. Остыть от жары и передохнуть они заходили в прохладные и почти пустынные музеи, пили вино и свежевыжатый апельсиновый сок в маленьких домашних ресторанчиках.
Рудольф даже сделал несколько снимков на дорогой японский фотоаппарат, который приобрел накануне поездки. Поль не любила фотографироваться, но терпела, чтобы лишний раз не задевать чувства мужчины. Она натянуто улыбалась и думала о том, что пора бы избавиться от привычки прятать свое лицо. Она другой человек, ей больше не нужно скрываться. Но как отделаться от того, к чему привыкал за десятилетия в такой короткий срок?
В детстве, окруженная похотливыми и довольно грубыми арабами, она заматывала все свое тело в ткань, большое внимание уделяя маскировке лица. Так у нее было меньше шансов привлекать к себе любопытные взгляды. Со временем, осознав, что ее фигура выглядит скорее мальчишеской, Поль избавилась от необходимости сооружать многослойные конструкции из тряпок и просто прикидывалась парнем. Она коротко стригла волосы, носила просторные шаровары из грубой ткани и рубаху на манер тех, что выбирали для себя местные юноши, а на пояс вешала короткий кривой тесак, стащенный из антикварной лавки старика Гловача.
Первое время в Париже, она продолжала прикидываться парнем, впрочем, уже с большим трудом утягивая подросшую грудь. Иногда даже наклеивала себе бутафорские усики, веселившие Фалиха до слез. Но выбора не было – женщин принципиально предпочитали не брать выбранный ей медицинский колледж, если они не были богаты или благородны. Конечно, у безродной девчонки из Алжира была только одна возможность затесаться в ряды студентов или хотя бы вольных посетителей и она не могла позволить себе упустить этот шанс.