Любовная связь - стр. 31
— Все глупости от лишнего свободного времени и излишков энергии, — наконец выдал Сейнтьерри. В училище с активистами поступают просто: пятьдесят кругов по плацу бег с утяжелением, или четыре подхода по пятьсот отжиманий. После дополнительной тренировки сил на глупости не остается.
— Шакарасская академия не военное училище, — притормозила я, хотя мне очень понравилось предложение Сейнтьерри. Если бы я могла наказывать кадемов физически, как это было два столетия назад, желающих бунтовать было бы гораздо меньше. И уважения к преподавателям было бы значительно больше. Ко всем, а не выборочно, кто больше нравился, кто меньше спрашивал, и кто позволял беситься и ставил оценки «просто так».
— Это минус. Поэтому я хотел поговорить с тобой и понять рамки дозволенного. Потому что подобное поведение ненормально.
— В рамках своей дисциплины ты можешь сделать все что угодно, за исключением побоев и унижения личного достоинства. — Я прихлебнула чая и подумала, что последний пункт стоило пояснить. — Унижением личного достоинства считаются только словесные оскорбления. Возьми в библиотеке пояснения к уставу. Можешь прямо у библиотекаря спросить.
— Я не ожидал столкнуться с чем-то подобным буквально в первые дни. Сумасшествие. Честно говоря, я даже представить не мог, что нечто подобное возможно в академии. Раз ректора других академий поддержали, значит скандал был на все королевство. Поверить не могу, что до границы новости не дошли.
— Современные послабления в образовательной системе развращают подростков.
Моя рука по привычке потянулась к вазочке с любимым шоколадным печеньем и уткнулась в пустоту. Точно, я же не брала печенье из буфета. Я и так была излишне гостеприимна, напоив чаем. Кормить его своим любимым печеньем я считала излишним. Не друг он мне!
— Ты это серьезно? Мало в семьях бьют? Академия единственное пристанище для несовершеннолетних жертв родительских побоев!
Я видела, что Сентьерри глубоко задели мои слова. Его бил отец? Я могла бы поверить, но я не верила. Ренард Сейнтьерри боялся отца как смертельной лихорадки и ни разу не сделал ничего, что могло бы его разозлить. Поведение Ренарда Сейнтьерри было идеальным, оценки всегда от девяносто пяти до ста баллов из ста. Отец не мог его бить. Не за что. Или все-таки была причина?
— Подавляющее большинство родителей зазря бить не станут. Только за дело. — Я сказала это специально, чтобы отследить реакцию. Хотя да, я верила в то, что говорила. Меня не били. Я никогда не давала повода.
— Я не собираюсь этого обсуждать, — ужаснулся Сейнтьерри и залпом выпил оставшийся чай. — «За дело» слишком размытое понятие, субъективное. Спасибо за беседу. И за чай. — Сейнтьерри вылетел из комнаты отдыха, словно за ним гналось взбешенное темное существо.
Второе занятие боевой проклятологии прошло примерно в том же ключе, но это была группа второкурсников, у которых боевая проклятология только начиналась. Они изучали на первом курсе отдельно проклятологию, отдельно боевую магию, и вот теперь пришло время подняться на новый уровень.
Я пребывала в странной, нехарактерной для меня прострации, словно в облачном мареве. Что-то сегодня со мной было не так. Я не испытывала лютой ненависти, словно эмоции были заблокированы во мне, и я действовала исключительно на автомате, по привычке. Пока Сейнтьерри травил байки про свою службу на границе, я призадумалась: а может быть не просто так ректор Талмвир оба выходных возвращал мне учебную программу заочки на доработку, а потом пригласил на личный разговор с пирожными и фруктовым чаем? Что-то было в пирожных? Или в чае?