Любовь всей моей жизни - стр. 40
– Ну и твоя мать пусть не ходит,– тут же ответил супруг. Оля с недоумением взглянула на мужа и ничего не ответила. Матери эти слова она даже не передала.
Интимная сторона супружеской жизни, не заладилась, между ними с самого начала, обсудить эту тему девушке было не с кем. Говорить с матерью она стеснялась и поэтому все больше молчала. Манефа внимательно наблюдавшая за дочерью, обратила внимания, что счастливый блеск будто потух в глазах дочери, без того стройная девушка похудела, мать не знала, как помочь ей и подступить с вопросами. Хотя интуитивно догадывалась, в чем дело. В пятницу Оля пришла домой с синяком на щеке. Гостившая у них в это время старшая сестра увела ее в комнату. Они долго разговаривали, потом Таня проводила Ольгу до дома. Вечером Татьяна поделилась с матерью, что сестра жаловалась на невоздержанность и грубость супруга. Коля тоже все чувствовал и сказал : «Маша, плохо ей там, пусть возвращается домой. Передай ей. Мы ее всегда ждем «.
Несколько лет назад семья Дубровиных переехали в новую трехкомнатную квартиру на третьем этаже, кирпичного пятиэтажного дома, по улице Ленина.
В феврале Оля поняла, что беременна. К этому времени она похудела и чувствовала постоянное головокружение и слабость. Отношения с мужем были натянутые, а тут еще доброжелатели сообщили, что на работе Игорь встречается с женщинами. Одинокими ночами, Ольга горько ревела в подушку, она чувствовала себя обманутой, потерявшей веру в любовь и счастье. Внутри нее зарождалась новая жизнь, но она пока не понимала этого, настолько была «ранена» отношением мужа. Прибавлению в семье справедливости ради надо сказать, Игорь обрадовался.
– Надеюсь, сын, – сказал он. А Оля подумала про себя: «хоть бы дочь». За всю беременность она поправилась на пять килограмм, чувствовал себя отвратительно, как физически, так и морально. Двадцать пятого октября, как обычно выполняя домашние дела, Ольга почувствовала, что тянет внизу живота: «скоро мама, должна придти», промелькнула в голове радостная мысль. И точно хлопнула входная дверь и что-то теплое побежала у Оли по ногам. Отошли воды, остальное было как в тумане. «Скорая», роддом и мучительные схватки. Сначала они были непродолжительные, с перерывами. В эти перерывы можно было отдохнуть и спокойно, нормально дышать. Ее проводили в палату, а мать сидела в коридоре, Оля знала, она не уйдет, будет рядом.
Вскоре пришла врач и заорала Манефе: «Ну, а ты что здесь сидишь? Иди, домой давай!»
– Я останусь, Надежда Сергеевна,– ответила, спокойна Манефа.
Схватки все нарастали, но родовая деятельность, со слов врача была слабая. Промучившись от нестерпимой боли несколько часов, искусав в кровь все губы, Оля ждала хоть какого-то исхода , но облегчение не было. Она с силой сжимала зубы, стараясь, не кричать и совершенно не слушала свое тело, не могла расслабиться и будто раненный зверь металась по кровати.
Манефа сидела в коридоре и беззвучно шептала молитву. Она чувствовал себя беспомощной, душа ее рвалась в палату, к дочери, ей хотелось облегчить эти муки. Но она лишь тихо продолжала сидеть, ждать, стараясь мысленно передать Оле свою силу. Минуты сливались в часы, и Манефа уже не понимала, сколько она сидит на одном месте.
Надежда Сергеевна вышла к ней с обеспокоенным выражением лица: « Что делать будем, Манефа Ивановна?»